Враг моего сердца
Шрифт:
— И что же ты, отпустил бы меня разве? — Елица покосилась на Чаяна, который не спешил говорить первым.
— Нет, конечно, — он хмыкнул. — Только я думал, что ты и сама понимаешь, что не из большой любви он сюда приехал. Лодьи вон по реке прогнал, чтобы побыстрей.
— Понимаю. Был бы жив Отрад, он и не сунулся бы сюда.
— А сейчас ты — наследница. Была невеста желанная, а теперь и вовсе хоть с руками отрывай.
Чаян вдруг остановился под раскидистой старой яблоней, которая развернула в стороны свои густые ветви едва не на три сажени, тесня в стороны младших
— А ты разве?.. — хотела было укорить его, да передумала.
Мыслей княжича она доподлинно не знала, а обижать неосторожно не хотела.
— У нас договор. Я сказал, что мы уйдём отсюда, как только Сердце сыщется. И слово своё я держать намерен, если о другом не попросишь.
— Попрошу? — Елица покачала головой, невольно улыбаясь. — Чтобы остался?
— Да.
Чаян шагнул к ней, мягко обхватил пальцами подбородок, скользнул ладонью под повой, к шее. Елица остановила его руку, отвернулась, когда он лицо приблизил, опаляя нетерпеливым сбитым дыханием губы.
— Ты получил свой подарок намедни, — постаралась сказать она как можно твёрже. — Другого у меня не припасено.
Чаян провёл большим пальцем по её скуле, не торопясь отстраняться. Она и смотреть на него не хотела: взглянешь — и утянет снова в свой омут, где уж Зимава давно оказалась. Ох уж эти братья Светоярычи: один всем вокруг мил быть хочет — и противиться его чарам трудно. А второй — никому — да от этого не легче.
— Что ж ты делаешь со мной, Елица... — он всё же отступил. Она спешно поправила сбившийся повой. — Уезжай в Звяницу завтра. С утра. Я кметей предупрежу, чтобы сбирались. Вышемила и без тебя уже поправится. А тут я всё с Грозданом твоим решу. Потерпит.
глава 12
Звяница жила, как и всегда: до того, как появилась однажды в ней Елица, да пока коротала здесь годы вдовства. Так и жить будет дальше, даже если не придётся больше здесь никогда оказаться. Обширные лядины уже давно вспахали, мужи посеяли пшеницу, а теперь пришла пора женщинам сеять горох да лён. Их светлые фигурки, словно зёрнышки, рассыпались по нивам. Слышалась издалекаих слаженная песня, которую Елица хорошо знала — и она сама начала припевать тихонько, пытаясь передать хоть каплю собственной детородной силы земле и будущим всходам.
Уж я сеяла, сеяла ленок,
Я сеяла, приговаривала,
Чёботами приколачивала:
Ты удайся, удайся, ленок!
Ты удайся, мой беленький
ленок!
Вея, что поехала нынче с ней вместо Миры, к которой, как та ни старалась, веры больше не было, посмотрела на Елицу задорно и одобряюще. Кмети прислушались тоже, а Стоян даже и обернулся, чему-то улыбаясь. Радостное это время: когда засевается земля и люди делятся с ней своими чаяниями на справный урожай, своей силой. Приносят требы Рожаницам и Велесу. Молят о милости Отца-небо Сварога, чтобы не обижал дождём. Ярило, чтобы дарил тепло всё то время, пока он в самой буйной
Распускали белоснежные цветы яблони в звяничанских садах, пахли так сладко и томно, скрывали в ветвях одуревших от вешнего тепла птиц. Травень нынче радовал погодой: самое время для работ в поле — а потому в веси было пустынно. Только иногда можно было услышать звонкие голоса детей, которых тоже не оставляли без работы, да постук молотков и топоров во дворах. Пришло время и дома подлатать после зимы: где кровля подгнила, как снег сошёл, где завалинка чуть осыпалась. А то и вырезать нового конька на крышу.
И как ни хотелось поскорее заехать к Сновиде, а приказ Чаяна на сей счёт был яснее некуда: прямиком ехать в Лосич и остановиться на всё время в остроге, под присмотром воеводы и его людей. Всё беспокойнее приходили вести с пограничных застав и весей: косляки могут напасть в любой миг. А потому княжич отправил с Елицей только тех кметей, в чьей силе и верности уверен был. Доброга тоже двоих отрядил, а Леден, хоть и вынужден был остаться в Велеборске, отправил в путь своего ближнего отрока Брашко. Тот, конечно, княжича оставлять не хотел, но и с Елицей они за время дороги до Радоги и обратно успели сдружиться, а потому парень противиться приказу не стал.
Как минули Звяницу, до Лосича осталось рукой подать. Шла вовсю торговля у моста и за стеной недалёко от ворот. В избах, что ровными лучами улочек сходились к острогу, тоже слышались голоса. Слишком громко — после дня пути в почти в полной лесной тишине. Брашко чуть раньше уехал вперёд, оставив телегу на попечение одного из кметей — Арилы. Предупредить поспешил воеводу о том, что гости к нему едут — желанные или нет — там видно станет. Но стражники на стене, завидев всадников, ничуть не препятствовали въезду в ворота. Только окликнули Стояна, что ехал впереди всех, спросив, кто такие. Да тут же убедились, заметив следующую за ним Елицу.
Во дворе уже встречал гостей сам Осмыль: разулыбался, зашагал навстречу, да только Брашко, что рядом с ним стоял, вперёд поспел — помочь Елице спешиться, будто обязанность эту после Ледена своей считать начал. Воевода только хмыкнул, оценив расторопность отрока, окинул взглядом кметей, что спрыгивали наземь и озирались в тесноватых стенах совсем небольшого острога.
— Как же я рад тебя снова видеть, княжна, — Осмыль, ничуть никого не стесняясь, подошёл и обнял её. — Извёлся весь, как ты уехала.
— Совесть заела? — она прищурилась шутливо. — Что меня в Велеборск отпустил.
Воевода вздохнул, на миг помрачнев. Не хотела она его обидеть, да сама серчала на того какое-то время: за то, что так легко её спровадил. Хоть и понимала, что по-другому нельзя было.
— Заела, — ответил Осмыль коротко. — Да княжич мне всё ж разумным показался. По делу важному, как говорят, приехал, а не для того, чтобы буйствовать зря. Вы проходите. В гриднице для вас уж стол собрали почти, а пока в избах располагайтесь. А тебе, Елица, я покои в тереме уж распорядился подготовить.