Враг мой – муж мой
Шрифт:
– Но как?
– Вы отменили проклятье, совершив всё наоборот. Он пожертвовал своим долгом ради твоей жизни, ради любви, – прошелестела Руэри, – ты пожертвовала собой, спасая королевство. Проклятье уничтожено. Моя душа свободна. Я могу уйти.
И старуха отвернулась, уходя. Леолия не поняла куда: вверх или вперёд. Руэри словно уменьшалась в размерах, с каждым шагом становясь моложе.
–
Древняя королева обернулась.
– Как хочешь, – ответила, и вновь пошла.
– Постой!
Но Руэри уже исчезла. Леолия вновь заозиралась, ничего не понимая. Стены и башни замка исчезли, перед ней снова торчали гнилыми зубами развалины дворца. А среди – Эйд, прижимающий к груди неподвижное тело. Серебристая верёвочка всё ещё связывала её душу с супругом.
Леолия вздохнула и пошла к нему. Но сколько она ни шла, он не становился ближе. И тогда она пустилась бегом. Ничего не изменилось.
– Эйд! – закричала Леолия в отчаянии.
Медведь вздрогнул и обернулся к ней. Он услышал её!
И тогда наваждение прекратилось. Леолия с размаху упала в своё тело, вдохнула, закашляла и открыла глаза.
– Эйд, – голос не повиновался ей.
Он был так бледен, что показался ей мёртвым. Эйдэрд коснулся её лица. Пальцы его дрожали.
– Проклятья нет, – зашептала она, – его больше нет!
А он вдруг зарычал, как раненный медведь, и схватил её за волосы, с яростью взглянув в глаза.
– Никогда! – проревел. – Никогда не делай так больше, Лео!
И она счастливо ему улыбнулась. Герцог закрыл глаза, пытаясь вернуть себе самоконтроль, но она обхватила его и принялась целовать это злое лицо. В губы, в брови, в нос, куда придётся.
– Эйд, Эйд, – шептала, захлёбываясь радостью.
И он снова дрогнул, прижал её к себе крепко и нежно.
– Никогда так не делай больше. Пожалуйста. Я не хочу, чтобы ты обманывала меня.
– Медведцы не клянутся, – фыркнула она, истерически счастливая, – а я – медведица…
И они оба смеялись, как подростки, и целовались, как сумасшедшие.
Эпилог
В берлоге было темно – Эйдэрд снова занавесил окно, чтобы солнце не мешало им спать.
– А Ларан? Что будет с ним? И с Морским щитом?
– Выкарабкается. Ты не знаешь этого человека. Я встретил его, когда он худой, грязный и ободранный, утащил у меня амулет связи, чтобы его продать. Мне было восемнадцать, ему тринадцать. Я его нашёл, мы подрались. Он как проволока: гнётся во все стороны и не ломается. Живучий.
– А если он мёртв?
– Ларан? – герцог приподнял бровь. Она не увидела, но интуитивно почувствовала по его голосу. – Невозможно. Если погибнет, щиты это почувствуют. Ведь он – последний в своем роду. А когда один род прерывается, остальные это чувствуют.
Она обернулась, глаза её блестели в темноте.
– Хорошо. Но когда Ларан вернётся – мы не знаем. А щит, тем более Морской, не может оставаться без Хранителя…
– Я возьму его на себя, – тихо успокоил её Медведь.
Леолия развернулась и обняла мужа. Взгляд из делового королевского стал жалобным, как у птички.
– Но я же тогда совсем никогда не увижу тебя! – расстроенно пролетала она.
– А ты хочешь на меня посмотреть? – вкрадчиво спросил он и перекатил её на спину, нависнув над ней на руках.
Леолия тихо рассмеялась и первой поцеловала его.
– Враг мой, муж мой, – прошептала она, – ты обещал меня съесть.
– Завтра мы едем в мой щит, я покажу тебе Берлогу.
Она сердито прищурилась.
– Мне не нравится, что ты мне приказываешь!
Он посмотрел на неё непонимающим взглядом. Леолия вздохнула и пояснила:
– Ты мог бы, например, спросить, хочу ли я поехать в Медвежий щит и увидеть Берлогу.
– Но ты же хочешь?
– Да, но всё равно надо спросить.
– Я дарую тебе право говорить «нет», когда ты не хочешь.
Она рассмеялась, и, целуя его, прошептала на ухо:
– Хорошо, поедем. И в Берлоге последний из рода Медвежьих королей съест последнюю королеву, в чьих венах течёт проклятая кровь Тэйсголингов!
Но они уже не были последними, хотя ещё и не знали ещё об этом.