Враг мой (сборник)
Шрифт:
Ночевал Шизумаат в родительском доме, а дни проводил в храме, где познавал тайны, знаки, законы, желания и видения Прародителя Всего.
Я, Намндас, поступил в ковах Ааквы за год до Шизумаата и был назначен старостой в его класс. Эта обязанность выпала мне потому, что жрецы храма сочли меня худшим в моем собственном классе. Пока мои одноклассники сидели у ног жрецов и познавали премудрости, я ковырялся в грязи...
Моим подопечным был выделен темный угол у стены храма, выходившей на страну Мадах, тот самый, где год назад начинал
– Я, Намндас, - староста в вашем классе. Вы - самый низший класс в храме, поэтому вам поручено заботиться о порядке и чистоте. Учтите, я как ваш старший не потерплю в храме ни пылинки! Вы будете ловить грязь еще в воздухе, прежде чем она опустится на пол храма; будете смывать грязь с ног тех, кто входит в храм.
Я указал им на закопченный потолок.
– Каждый вечер вы будете чистить и заново заливать маслом храмовые лампы. При всем этом сами вы должны оставаться чисты. Чисты должны быть ваши тела, одежды вычищены и залатаны.
Тут встал Шизумаат. Он был высок для своего возраста, глаза его удивительно блестели.
– Когда же нас начнут учить, Намндас? Когда нам учиться?
– Я почувствовал, как пылает мое лицо. Какова дерзость!
– Вам будет дозволено начать учебу только тогда, когда я сообщу жрецу Эбнеху, что вы достойны этого. А пока сиди и молчи!
Шизумаат опять уселся на пол, а я свирепо оглядел всех девятерых своих подопечных.
– Говорить будете только тогда, когда я или кто-то из жрецов обратится к вам с вопросом. Вы находитесь здесь для того, чтобы учиться, и первое, чему вы должны научиться, - это послушание.
Я уперся взглядом в Шизумаата и увидел на его лице загадочное выражение. Я обратился к нему со словами:
– Мне трудно читать по твоему лицу, новичок. Что оно выражает?
Шизумаат остался сидеть, но обратил на меня свой взор.
– Неужто Ааква судит жрецов своих по тому, как хорошо те подражают бессловесным тварям, усердно метущим пол?
– Твои слова предвещают беду.
– Намндас, что ты хотел от меня услышать, задавая свой вопрос, правду или ложь?
– Здесь храм правды. Как твое имя?
– Меня зовут Шизумаат.
– Что ж, Шизумаат, должен тебе признаться, что я почти не надеюсь, что ты продвинешься от стены Мадаха к центру храма.
Шизумаат кивнул и обратил взор сквозь лес колонн на могилу Ухе.
– Думаю, тебе еще пригодится правда, Намндас...
Шли дни; Шизумаат помалкивал, но обязанности свои исполнял безупречно. При этом он всегда проявлял беспокойство и слушал все, что говорилось в храме, словно надеялся все запомнить. К тому времени, когда было набрано два новых класса, мои подопечные уже размещались у южного края стены Мадах. Эбнех стоял перед учениками и слушал, как они рассказывают об Аакве, Раде, Даулте и Ухе.
Когда все выступили, Эбнех развел руками.
– Мы
В первой "Кода" содержится, разумеется, много истин. Задача ученика состоит в том, чтобы извлечь из предания главнейшую истину. Встал первый ученик и изложил общепризнанную истину из истории:
– Закон Ааквы заключается в том, что жрецы Ааквы должны высказывать подлинные пожелания Ааквы.
Довольный Эбнех кивнул.
– Все согласны?
Все ученики кивнули, кроме Шизумаата. Мой бунтарь все смотрел сквозь лес колонн на могилу Ухе. Наконец Эбнех обратился к нему:
– Ты нас слушаешь, Шизумаат?
Шизумаат перевел взгляд на Эбнеха.
– Я слушал.
– Ты согласен с тем, как этот ученик понимает "Кода Овида"?
– Нет.
– Шизумаат снова стал смотреть на могилу Ухе.
– Нет?
– Эбнех подошел к Шизумаату.
– Нет? Встань!
– Шизумаат встал и посмотрел на Эбнеха.
– А какую истину видишь в "Кода Овида" ты?
– Я вижу, Эбнех, что между племенем маведах и выживанием стоял закон; вижу, что это был не священный закон, а правило, придуманное самими синдие; вижу, что Ухе понял это и пренебрег законом ради спасения племени. Поэтому истина, которую я из всего этого вывожу, состоит в том, что законы должны служить синдие, а не синдие - законам.
Эбнех долго смотрел на Шизумаата, а потом проговорил:
– В таком случае скажи, Шизумаат, должны ли мы подчиняться желаниям Ааквы, передаваемым его жрецами?
– Если это добрый закон, то им нужно пользоваться; если нет, то его следует отвергнуть, как поступил Ухе с Законом Мира.
Эбнех сузил глаза; соседи Шизумаата отодвинулись от него, чтобы их не задел гнев, который вот-вот обрушится на дитя Кадуаха. Жрец угрожающе спросил:
– Не хочешь ли ты сказать, Шизумаат, что законы Ааквы могут быть ложью?
Я зажмурился. Эбнех принуждал Шизумаата к богохульству. Я пытался предостеречь Шизумаата взглядом, но он не обращал на меня внимания. Я знал, куда клонит Эбнех, Шизумаат был достаточно разумен, чтобы тоже это понять; тем не менее он был слишком упрям, чтобы испугаться боли, которую испытает, принимая от жрецов наказание за богохульство.
– Если законы исходят от жрецов, - молвил Шизумаат, - то это значит, что они порождены смертными, обреченными ошибаться, то есть могут оказаться ложными.
Эбнех выпрямился.
– А если законы исходят от Ааквы?
– Тогда или Ааква небезупречен, или Ааквы вообще не существует. Вот что я вижу в Предании о Ухе.
В храме повисла зловещая тишина. Я подбежал к Шизумаату и схватил его за руку.
– Думай, Шизумаат! Думай, что говоришь!
Шизумаат вырвал у меня руку.
– Я подумал, Намндас, потому и дал такой ответ.
Эбнех оттолкнул меня от ученика.
– Лучше отойди, Намндас, если не хочешь навсегда застрять у стены Мадаха.