Враг навсегда
Шрифт:
Например, какие у него сильные руки и тренированное тело. Гладкая, как атлас кожа. Шелковые, мягкие волосы. Потрясающе вкусные губы.
О нет! Нет! Ди!
Плохо, очень плохо вот этим вот заниматься. Представлять чем бы это закончилось, и что могло бы быть в принципе дальше. Мне он даже не нравится!
Избалованный мажор, надменный аристократ до мозга костей. Враг. Одно слово. Всего одно слово! Но так много я туда всегда вкладывала.
Так почему сейчас чувствую, что мы на одной стороне? Неужели прощу ему все, только потому
Поэтому таким, как он, всегда все сходит с рук. Красивый, богатый, успешный. Баловень судьбы. Даже я растаяла, стоило ему меня поцеловать.
Не нужно этого делать. Он все еще может навредить мне. Наверняка он сделает в ближайшем будущем. Мистера Торнхилла больше нет. Этим ублюдкам больше нечего бояться.
Как будто они хоть когда-то боялись.
Но теперь и вовсе за моей спиной — ни-че-го.
В телефоне я внезапно увидела оповещение с банка, которое уже давно значилось неппочитанным. Открыв, обмерла.
На мой практически пустой счет с залежавшейся на нем двадцаткой фунтов была зачислена огромная сумма. Лицо будто ошпарило кипятком.
Это за проклятый аукцион!
В брезгливой ярости отшвырнула телефон, решив разобраться с банком позже. Пусть эти гребанные организаторы подавятся! Я ничего не продавала, и мне эти грязные деньги не нужны!
На следующий день по настоянию Джонатана и юристов мы все собрались в большом кабинете мистера Торнхилла. Я не очень понимала зачем я здесь, но секретарь обмолвился, что это касается и меня. Подумав, что, скорее всего, мистер Торнхилл отдал какие-то распоряжения по поводу учебы и оплаты (хотя не знаю, что там может быть еще — все и так оплачено), я прошла в кабинет.
Мать уже была там. Сидела с трагичным лицом, в черной брендовой одежде. Промакивала сухие глаза черненьким платочком, вытирая несуществующие слезы.
— Ах, моя дорогая, какое горе! — кинулась она ко мне.
Я с безразличием обняла ее в ответ. Мать была прекрасной актрисой, все ее спектакли удавались на ура. Вот и сейчас.
Вчера ночью она прилетела вся благоухающая и отдохнувшая. С ворохом новых вещей, что успела купить до закрытия доступа к банковскому счету умершего. Со мной поздоровалась весьма сухо, почти сразу ушла спать, сославшись на усталость после дороги.
Мы с ней даже толком не успели обсудить произошедшее. Но по блеску в ее глазах, я поняла, что она не очень-то и расстроилась. Наоборот, подмигнула мне и перед уходом сказала:
— Наконец-то, заживем, Ди.
Мне было противно это слушать. Она уже считала деньги, хотя тело мистера Торнхилла еще не предали земле.
Сейчас же она разыгрывала перед всеми безутешную вдову, гордо восседая посередине, хотя никакими узами они связаны не были. Мать просто была любовницей. Приживалкой, беспечно тратящей деньги направо и налево.
Алекс тоже тут был, рассеянно пялился в окно, думая о чем-то своем. На нем был темно-синий, почти черный костюм, аккуратно
Мое внимание привлекли часы на его запястье. Нахмурившись, я смотрела на его руку. От локтя до пальцев. Не понимала в чем дело, хоть какая-то смутная догадка уже стучалась в кору моего головного мозга.
Мои попытки сообразить что к чему, прервал главный юрист. Тучный седовласый мужчина с бородкой, который восседал за столом мистера Торнхилла. Перед ним лежали разные бумаги, в том числе и завещание.
— Что ж, пора. Благодарю, что собрались. Еще раз выражаю соболезнования всем присутствующим, причина нашей встречи безрадостна и тяжела для вас. Прошу вас при анализе завещания не забывать, что это последняя воля усопшего, к которой необходимо отнестись с пониманием и благоразумием.
Он говорил что-то еще, какие-то общие фразы. Я не вникала. Джонатан, что сидел рядом с ним, почему-то все время смотрел на меня.
Встряхнув волосами, пытаясь прикрыть синяк, я напряженно ждала, когда все закончится. Находиться здесь мне было трудно.
И что он так смотрит? Разглядывает синяк?
Вот мать не обратила на него ни малейшего внимания. Как будто не заметила. Иногда мне казалось, что она меня в целом не замечала.
Я была ее главной ошибкой в жизни. Без меня у нее могло быть все по-другому.
Когда стали зачитывать само завещание, мать нетерпеливо подалась вперед, впиваясь взглядом в бумажку в руках юриста. Алекс внезапно отвернулся от окна и посмотрел прямо на меня. Я поспешно опустила взгляд, с энтузиазмом рассматривая паркетный рисунок под ногами.
— …все свое состояние, а именно: все объекты нежилой недвижимости с прилагающимися записями из реестра земельного кадастра Англии, Уэльса и других стран, 91 % акций «Royal Banking Developement», единоличное владение акциями дочерних предприятий, частный особняк в пригороде Мейдстона, квартира на Соултер Авеню, пентхаус в Лондоне, жилая недвижимость в Кардиффе, Эдинбурге и Сингапуре, несколько автомобилей и дом-музей на Кромвелл Стрит в Мейдстоне завещаю… Диане Алексеевне Горилиной. Ее мать, Инну Владимировну Горилину, а также своего сына Алекса Райли Торнхилла, я, находясь в здравом уме и памяти, распоряжаюсь исключить из завещания и лишить всякого рода наследства. Дэвид Оливер Торнхилл».
В кабинете воцарилась ужасающая тишина, прерываемая лишь монотонным взмахом маятника старинных часов.
Мне было страшно оторвать глаза от пола и посмотреть на Алекса. Вцепившись побелевшими пальцами в подол юбки, я застыла, ошарашенно уставившись на пол. Мое сердце глухо грохотало, заглушая даже прерывистое и нервное дыхание матери.
ДИАНА
Такую тишину можно, пожалуй, потрогать руками. Осязать ее тягучесть, высоковольтное напряжение. О нее можно порезаться.
И как тут можно дышать?