Враг в зеркале
Шрифт:
– Как двое?
– вскричал он.
– А так, ты да я. Я и ехал тебя предупредить, а ты тут цирк устраиваешь.
– Ах ты, подонок!
– Чингиз с безумной ненавистью смотрел на меня.
– Ты это о ком?
– спросил я.
– О Лютом?
– О Лютом? О Лютом тоже. О Лютом и о тебе. Оба вы мерзавцы, оба одним миром мазаны.
– Оба?
– переспросил я, и от его тона что-то вдруг стронулось у меня в мозгу, и меня затрясло противной дрожью.
– Что ты мелешь?
– вскричал я.
– А то, что глупо убивать, чтобы
– Вот как ты заговорил, - злобно усмехнулся я.
– Выходит, во всем я же и виноват. И в том, что Лютый убийца, я тоже виноват?
– А ты сомневаешься?!
– заорал Чингиз.
– Так знай, мне сам Лютый это говорил.
– Когда?
– похолодел я.
– Дня три назад. На днях, в общем.
Я вскочил и схватил его за плечо.
– Так ты с ним встречался! А ну рассказывай.
Чингиз вдруг стряхнул мою руку и с безумной ненавистью посмотрел мне в глаза.
– Чего это ты тут кино крутишь? Все свои, посторонних нет. Не прикидывайся. Хоть бы вы сожрали друг друга, так нет, норовите других с собой прихватить. Так вот, - крикнул он, - меня он трогать не собирался, так что остались вы двое: ты и Танька!
Я прислонился к зеркальной стене спиной. В голове было пусто, я продолжал дрожать. Все во мне помутилось в тот же миг, как Чингиз сказал про Таню, и чувствовал я... чувствовал я, как нечто страшное, безумное прет из меня, заставляя мутиться рассудок.
– Да неужели ты и вправду ничего не знал? Ну что за человек! всплеснул он руками. Всю его монголо-татарскую (часто наигранную) сдержанность, как рукой сняло.
– Лютый мне так и говорил, что ты до последнего будешь все отвергать, пока и исправить будет ничего нельзя.
– Это мне снится, ты мне тоже снишься, - нелепо прошептал я.
– Вот-вот! Он это и имел в виду, - сказал Чингиз. Он продолжал пытливо следить за мной. Он никак не мог победить своего недоверия, это было написано на его лице. А я в том состоянии усталости, болезни, дурноты, что овладели мной, никак не мог уяснить, что же в действительности происходит? Почему злится и так недоверчив Чингиз? Почему Лютый и я оказались друг против друга на арене, откуда спастись может только один. И вдруг мысль о том, что пока я сижу и предаюсь словоблудию, Лютый уже... Таня!..
Я вскочил, меня качнуло назад так, что стукнулся головой о зеркало, и с ужасом посмотрел на Чингиза. Я был растерян, потрясен, но все же пытался сообразить... Чингиз внимательно, с недоверием следил за мной. Не совладав с дрожью, я сел и то, что придется снова вставать, куда-то идти - привело меня в ярость. В исступлении я закричал:
– Всех! Всех уничтожу! Если с неё один волос!.. Всех!
Тут я бросился к двери и побежал по коридору, потом через вестибюль; мне навстечу попался охранник, которого я отшвырнул как котенка, и пока тот скользил спиной по гладким
ГЛАВА 30
ОНИ ВАС УБЬЮТ
Быстрая езда освежила; ветер, дождь, сумерки врывались в салон поверх опущенного стекла. Как поздно, подумал я. Свисток вслед - пропал позади. Ее дом! Ступеньки, третий этаж... еще...
На ступеньках перед приоткрытой дверью Таниной квартиры скорбно сидел Пашка, о котором я напрочь забыл. А он ведь остался совсем один!
– обожгла неуместная мысль. Я должен был думать о другом.
– Где? Где она?
– Ее забрали.
– Где?.. Кто? Кто забрал?
– Ленчик и Сладенький.
– Давно?
– Уже с час, наверное. Я вас ждал, они меня не видели, я хотел...
– Пошли, - сказал я, и за плечо увлек его в квартиру.
Замок открыт, но не работал, пулевых отверствий в двери не было.
– Ее не ранили?
– спросил я. Все волнение, вся дрожь, пустота в голове - все испарилось: я был собран, деловит, холоден.
– Нет. У Сладенького были ключи или отмычка. Они вошли, а тетя Таня даже не услышала. Я прятался здесь на пятом этаже.
– Ладно. Сейчас пойдешь домой... Так надо!
– с нажимом сказал я. Будешь ждать меня или тетю Таню. Все будет хорошо. Ты же мне веришь? Я все знаю о маме. Но ты мужчина, и у тебя есть мы, ведь правда?
Он кивнул сквозь слезы. А я уже думал: что? как? откуда? с какой стороны пробраться в особняк Ленчика?..
Впрочем, думать над этим сейчас не имело смысла. На месте разберусь. Надо было только убедить Пашку идти домой, потому что оставаться здесь, в квартире с выбитой дверью было опасно. И даже если бы замок работал, он бы не стал помехой Лютому, пожелай он ворваться к Тане. Оставит ли он мальчишку в живых, не найдя свою жертву на месте, не знал никто.
– Ты понял?
– спрашивал его я.
– Ты понял?
Он кивал, широко открытыми глазами наблюдая за моими сборами; я нашел сумку и складывал туда трофейное оружие, ранее рассованное здесь по углам: "узи", запасную обойму, "калашников", два запасных рожка, навинчивающийся глушитель, граната...
Я сел на стул. В правом виске болезненно пульсировал сосуд.
– Ты понял, где будешь нас ждать?
– Да, дома, - ответил он.
– Тогда все. Тогда пошли.
Я прикрыл за нами дверь. Потом мы сошли вниз: в левой руке я нес сумку, правую положил на плечо мальчишке.
– Никуда не уходи, никому не открывай, - напутствовал я его.
– Они вас убьют, - безнадежно сказал Пашка.
– Их много.
– Вот еще!
– пренебрежительно сказал я.
– Мы в огне не горим, в воде не тонем. Для нас главная опасность - медные трубы.
– Чего?
– удивился он.
– Что?
– переспросил я.
– А-а-а. Это так говорят, потом объясню. Ну все, беги. Хотя подожди, - остановил его я.
– Вот возьми. Завтра мне отдашь. Знаешь, как обращаться?