Враги друг друга не предают
Шрифт:
— Что это? — он протянул руку к груди и подхватил сверкающий глаз снежного голема. — У кого ты украла этот камень, воровка? Ценнейший рубин!
— Я не крала — это трофей, — прошептала искусанными до крови губами. — Мне жаль Суриль. Очень. Я поверила Фиксе, что она людоед. Трупы были как настоящие. И этот смрад… Я не думала, что это иллюзия.
Глаза под капюшоном сузились, ледяные пальцы паука коснулись шеи, и кожу обожгло. Я захрипела от боли. Инквизитор рванул камень, но тут же отпрянул, тряся рукой и бешено вращая глазами.
— Что это? Что это? — тонко завопил сухопарый, пытаясь стряхнуть языки пламени с пальцев.
Не в силах произнести ни слова, со страхом наблюдала, как огонь пожирает
Я не верила, что мучитель мертв, рассматривая напитывающийся водой пепел, на глазах превращающийся в грязь.
Если глаз испепелил человека, наверняка он еще что-то может. Сможет ли освободить от кандалов, не повредив кожу? Едва я так подумала, как тепло от камня мягко разлилось по телу. Дернувшись, освободила руки, легко разорвав металлические браслеты, словно те были из бумаги. Освободив ноги, огляделась, понимая, что действовать нужно быстро, пока не вернулся палач. Натягивая сапоги, уже не чувствовала прежней боли в растянутых и порванных мышцах и сухожилиях. Глаз голема справился и с этим. Тело могло двигаться, но боль осталась прежней. С трудом могла шевелиться, удерживая невольные вскрики. Поднявшись, побрела к выходу, когда стон распятого заставил оглянуться. Секунду боролась с желанием бросить его и спасаться самой. С его травмой в раздробленной стопе он не ходок. Оба не спасемся. Я тоже с черепашьим шагом рискую попасть в лапы здоровяка. А ведь обещала Фишке, что вернусь к нему. Я уже повернулась к двери, приглашающе и маняще приоткрытой, когда тихий стон переломил сомнения в пользу несчастного и заставил подойти ближе.
Глава 38
Глава 38
— Ты меня слышишь? Чем я могу помочь? — протянула руку к голове и отвела, упавшие на лицо темные слипшиеся пряди.
Рука так и застыла, чувствуя липкую кровь на сосульках волос и разглядывая изломанное лицо.
— Спаси, Лекса, — хрипло прошептал Леон, открыв красные от воспаления глаза.
Я смотрела на истерзанное тело и в голове проносились последние сказанные обо мне обидные слова. Порыв помочь тут же улетучился. Драгоценные секунды уплывали, а я все колебалась, глядя на истерзанного мужчину. Решив, что ему досталось сполна за меня, засомневалась:
— Я не вытащу тебя, даже если сниму, — осмотрела крепежи вделанных в стену браслетов. — И как отомкнуть кандалы?
— Ключи этого, что сгорел в одежде, — медленно проговорил Леон. — На столе светильник. Наклони его вправо, откроется ход в подземелье. Прошу, Лекса…
Разыскав в ворохе чужой одежды связку из трех десятков ключей от камер на металлическом ободке, обессиленная пыткой и голодом, с третьего раза смогла наклонить чугунный поставец. От темного угла тут же потянуло сыростью открывшегося подземного хода. С трудом, ломая ногти, отомкнула кандалы, охнула от боли и присела, пытаясь не рухнуть под тяжестью, навалившегося на меня тела Леона. На подгибающихся ногах, кляня отъевшегося проводника и троицу мерзавцев, отправивших меня в этот квест, кое-как дотащилась до прохода. Вниз вели крутые ступени, слабо освещенные отблесками факела, предусмотрительно расположенного у входа.
— Я тебя тут оставлю. Проход закрою на всякий случай. Мне нужно за Фишкой, — устраивая брюнета на ступеньке, прошипела ему в ухо.
— Лекса, не бросай, — прошелестел и закашлялся проводник. — Пойдем вместе. Туннель выведет в пригород. У меня там дом. Отсидимся, пока нас ищут.
Я замерла, прислушавшись. Мне показалось, за входной дверью послышалась тяжелая поступь здоровяка. Мороз пробежал по позвоночнику. Захотелось вырвать факел из гнезда, перепрыгнуть изувеченного неверного возлюбленного и дать деру,
— Если я не вернусь в скором времени — уходи, — шепнула Леону и добавила:- Береги себя, Леон! На всякий случай, прощай!
Прижалась губами в прощальном поцелуе к сухим от начинающейся лихорадки губам брюнета. Обругав себя дурой мягкосердечной, сунула факел в руки проводника, закрыла проход и, прихватив связку ключей, решительно двинулась в коридор.
Найти нужную камеру оказалось просто, ключи висели по порядку. Стараясь не греметь замком, проскользнула в каземат. Дверь за спиной прикрылась, отрезая меня от источника света. Я сжала ключ и позвала мальчишку:
— Фишка, ты жив?
— Лекса — это ты? Ты вернулась, — послышался тонкий, удивленный голосок. — А я плакал за тобой и заснул.
Дойдя до кучи тряпья, нащупала мальчишку. От голода, он ослабел и двигался с трудом. Натянула дубленку на истерзанные палачом плечи, прикрытые кое-как рваной рубашкой, и потянулась к мальчику, чтобы взять его на руки.
— Идем, Фишка, я знаю, где выход. Мы спасемся, — тихо прошептала ему на ухо, ободряя.
За спиной лязгнула дверь, и я резко обернулась. Яркий свет факела резанул по глазам. За светочем вошел тюремный страж с парой свитков пергамента в руках. В коридоре топталась еще парочка помощников. Вошедший коренастый мужик, с грубо-вырезанными чертами лица, с рыжеватой бородой и крутыми кудрями-спиральками волос, торчащими из-под меховой оторочки шапки, поправил простые ножны на широком поясе, утягивающим солидный животик, прикрытый коротким стареньким тулупом, огляделся, равнодушно скользнул по нашим фигурам и с удивлением уставился на горящий факел.
— Ишь ты, жлоб Хорсим расщедрился на факел?! Дела-а-а…
За его спиной хмыкнула парочка сопровождающих, подтверждая небывалую щедрость стража, что привел меня сюда. Вспомнив, что пришел по делу, рыжебородый развернул один из пергаментов и зачитал:
— Так-так… обвинено в воровстве… пойманом на ху… на ху… — плохо читающий дюжий дядька смутился и покраснел, но услышав ржание двоих здоровяков за спиной, разозлился и закончил:- на хутровом рынке… отменить… более не держать за пись… а-а-а… запись сделать…
Сопровождающие давились со смеху за спиной начальника, я же с тревогой ждала приговора. В моей руке дрожала ладошка Фишки.
— Тута имя не понятно написано, — озадаченно пробормотал рыжебородый страж, почесал затылок и решительно произнес:- В общем-то так… Одного отпустить за невиновностью, другого казнить за воровство. Кто из вас ворюга, признавайтесь…
Мужчина уставился на сжавшегося в комочек мальчишку, перевел взгляд на меня. В глазах заблестели масляные огоньки, он едва не облизнулся, заметив пустой манжет левой руки, подобрался и процедил:
— Воровала ужо, девка. Значит та тебе вторую руку рубить, так? — он перевел взгляд на Фишку, сомневаясь, кого из нас сочли виновным. — Или ты, гопота малолетняя, стибрил чой-то лежало плохо?
М-да, попала, так попала… Приговор выносится на усмотрение ярла и со слов потерпевшего, а обвиняемого и не слушают. А исполняют приговор, кто толком читать не обучен. Хороши законы местного Средневековья…
Рыжебородому было все равно, он бы обоих казнил не задумываясь и только необходимость нести ответственность перед начальством останавливала. Мальчик затрясся, поскуливая брошенным щенком, утирал слезы, понимая, что обречен. Я повернулась к нему, поймала полные ужаса и безнадежной тоски глаза, вспомнила хохотушку Дин, незаметно вытянула из-за пазухи злотень, молча сунула в грязную ладошку и поднялась, обращаясь к стражу: