Вранье высшей пробы
Шрифт:
Но поворачиваться ко мне спиной все же не рискнула, желая до конца выяснить мои намерения.
После того как я убедилась в правдивости добытой Григорием информации, касающейся взаимоотношений Зуйко с собаками, мне все же необходимо было выяснить вопрос ее причастности к убийству до конца. Что, если у нее был сообщник? Процент вероятности этого я допускала незначительный. Слишком уж невелика сумма, насильственно изъятая Зуйко у Ксении Даниловны. Если делиться с сообщником, то самой мало достанется. Хотя Раскольников вообще старушку за рупь угробил. И в
— Я привяжу сейчас собаку вон к тому суку, и мы поговорим, — предложила я Светлане, не очень рассчитывая на сердечный отклик с ее стороны.
Проходящие мимо студенты замедляли шаг, чтобы полюбоваться на свою сокурсницу, имеющую отчего-то бледный цвет лица, и молодую женщину с собачкой, ведущую странный разговор на расстоянии с бледнолицей Зуйко.
Не зная, что я в следующий момент могу ляпнуть в присутствии ее однокурсников, Светлана дала свое согласие на разговор.
Я привязала Джульетту к ближайшему дереву, как обещала, и подошла к размалеванной красотке. Теперь мы могли разговаривать достаточно тихо, не донося содержание беседы до посторонних ушей.
— Что еще? — сразу же ощетинилась девица с малиновыми волосами, заняв оборонительную позицию. Я предпочла не ходить вокруг да около, а сразу припереть ее к стенке.
— Мне известно о том, что ты своровала у Ксении Даниловны приличную сумму денег. Старушка вычислила, кто это сделал, и грозилась сдать тебя милиции. Именно поэтому у тебя были веские основания для ее убийства.
Теперь скуластое лицо Зуйко стало медленно покрываться красными пятнами. Она боялась и одновременно ждала, что ее обвинят в убийстве своей бывшей квартирной хозяйки. Это было заметно невооруженным глазом.
— Я не делала этого, — пролепетала она. Тон ее голоса резко изменился. Из нагло-уверенного превратился в просяще-умоляющий. — Я не убивала Ксению!
— Как правило, в убийстве никто сразу и не сознается, — невозмутимо парировала я, на сей раз просто упиваясь своей ролью обвинителя.
— Ты не понимаешь. Я могу доказать, что я ее не убивала! — выпалила Зуйко, державшая, оказывается, за пазухой не камень, а припасенный заранее козырь.
— Каким образом? — съехидничала я, почему-то вдруг зримо представив, как она кувыркается в постели с Григорием, и от этого настроившись по отношению к ней еще более жестко и бескомпромиссно.
— Я давно набрала эти двадцать две тысячи и хотела Ксении тогда, двадцать первого числа, отдать. Они у меня до сих пор лежат, я могу показать.
Так, так. Значит, Геннадий Делун был недалек от истины, когда предположил, что украденные у его бабки деньги составляли приблизительно эту сумму.
— Шикарное доказательство, нечего сказать, — продолжала язвить я. — В милиции узнают — обхихикаются. Тем не менее я бы не отказалась взглянуть на деньги.
Общежитие находилось за углом, поэтому, оставив Джульетту ненадолго прикованной к дереву, я последовала за
Еще не видя воочию той суммы, которую назвала мне Светлана, я уже была уверена в непричастности девчонки к убийству Ксении Даниловны Делун.
Свое вызывающее поведение Зуйко сейчас сменила на неоправданную суетливость. Ей как можно быстрее хотелось от меня отделаться, сумев доказать, что в убийстве своей бывшей квартирной хозяйки она не принимала никакого участия.
Виолетта уже находилась в комнате, когда мы, преодолев восемь этажей, добрались до жилища Зуйко. Каморка имела настолько малогабаритные размеры, что здесь помещались лишь две кровати и небольшой шкаф, слишком, на мой взгляд, плоский, чтобы вместить в себя достаточное количество вещей, необходимое для двух человек.
— Выйди на минутку, — с порога выпалила Виолетте Светлана.
И я не хотела бы жить в одной комнате со столь бесцеремонной особой.
Виолетта многозначительно на меня посмотрела и возражать не стала, просто молча вышла. К такому поведению своей соседки по общежитию она, видимо, давно привыкла.
Закрыв поплотнее дверь, Зуйко подошла к кровати, что стояла справа и имела более неопрятный и взъерошенный вид. Приподняв матрац, она извлекла из-под него небольшой сверток, завернутый в бумагу, предназначенную для факсов.
— Всегда ношу их с собой, но сегодня физкультура была, поэтому пришлось здесь оставить, — как бы извиняясь, произнесла Зуйко.
Развернув сверток, Светлана протянула его мне, искренне при этом надеясь, что я тут же поверю в то, что она не может быть убийцей. Деньги я пересчитала. Ровно двадцать две тысячи пятисотенными купюрами.
— Надеюсь, ты понимаешь, что эти деньги тебе придется вернуть родственникам умершей? — задала я вопрос, ответ на который, по-моему, был очевиден.
— Конечно, я все это верну. Хотела Анатолию, сыну Ксении отдать…
— Но что-то тебя остановило, — встряла я опять со своей язвительностью. — Если о деньгах, накопленных старушкой, никто бы не узнал, то можно было бы с чистой совестью их присвоить себе, не так ли?
Держать в нервном напряжении эту Мальвину доставляло мне какое-то садистское удовольствие. Я чувствовала себя приблизительно как оракул, все знающий наперед. Хотя основная причина, почему Зуйко не вернула деньги сразу, была, конечно, в другом. Вернуть деньги — значит, добровольно признаться в краже. Никто ведь не сможет даже предположить, что такую сумму денег старушка дала Зуйко взаймы.
— Не собиралась я их присваивать, — настаивала на своем Светлана. — Скажи, кому мне их вернуть, и я сегодня же отдам.
Ее вопрос застал меня врасплох. Я еще раз взглянула на деньги, которые Зуйко положила на кровать. Если я верну их Геннадию, то часть из них достанется мне. Можно смело запрашивать пятьдесят процентов. Но ему-то как раз мне и не хотелось их вручать. Не хотелось иметь с этим уголовником ничего общего. С другой стороны, если деньги перейдут в руки Анатолия или Евгения Делунов, то никаких процентов мне не видать.