«Врата блаженства»
Шрифт:
– Ибрагим-паша, поговорить хочу…
Ибрагим обернулся словно от удара. Он стоял, глядя на залив и не видя ничего, в саду гарема нашлось немало местечек, где можно посидеть или постоять в одиночестве, размышляя о своем. Удивительно, но наложницы вовсе не стремились уединиться, наоборот, они сбивались стайками, передвигались по саду толпой, стоял неумолчный щебет, отвлекающий от мыслей, давящий на уши. Ибрагиму надоело, и пока Сулейманом занимался брадобрей, паша выбрался подальше от женской болтовни. Повелитель тоже любил этот кешк и должен прийти сюда. Но вместо
Ибрагим чувствовал себя вдвойне неуютно. Его беспокоило возможное появление султана, никакая дружба не спасет, если Сулейману придет в голову, что Ибрагим интересуется его женщинами. Однако не бежать же от кадины стремглав?
Глупые бабы не понимают, что риск не всегда оправдан! Ибрагим, совсем недавно желавший объятий Хуррем, теперь был готов перепрыгнуть через ограду кешка и помчаться прочь:
– Хуррем Султан, сейчас сюда придет Повелитель.
Роксолане стало не по себе, она прекрасно понимала опасность того, что Сулейман застанет ее с Ибрагимом наедине в дальнем кешке, но выхода уже не было. Краем глаза она уже заметила Повелителя на дорожке к кешку, бежать поздно.
– Паша, чем я вам мешаю?
– Мне?
– Бахижа покрыта теми самыми пятнами, что должны были достаться мне.
Ибрагим, мысли которого были заняты исключительно приближающимся султаном, не сумел справиться с собой и откровенно вздрогнул. Но быстро опомнился:
– Какая Бахижа, какие пятна?
– Те, которые вызвал порошок из книги.
А Сулейман был уже совсем рядом с кешком… Глупая женщина, она нарочно завела этот разговор, чтобы услышал Повелитель?
– Я ничего не рассказала и не расскажу Повелителю, но чтоб это было в последний раз!
– В чем вы меня обвиняете, Хуррем Султан? – Ибрагим решил держаться до конца, но глаза выдали.
– В последний раз! – довольно громко повторила Роксолана, словно не слыша шагов возле кешка.
Мысленно прокляв всех женщин, кроме родившей его самого, Ибрагим склонился перед входящим в кешк султаном:
– Повелитель…
– Что в последний раз, Хуррем?
Та вздрогнула, усилив опасения Ибрагима, но тут же склонила голову перед султаном:
– Повелитель…
– Я спросил, что в последний раз.
Мысли Ибрагима метались, словно мыши, застигнутые котом, а Хуррем спокойно, хотя и чуть смущенно объяснила:
– Я узнала об опасности, которой вы подвергались на охоте, и выговаривала Ибрагим-паше за это. Простите мою вольность, Повелитель, но мне страшно представить, что ваша жизнь может быть в опасности. – Она буквально метнула сердитый взгляд на Ибрагима и вздохнула: – Но Ибрагим-паша не пожелал обещать, что такое больше не повторится.
Сулейман хохотал от души, а Ибрагим, с трудом переведший дыхание, чувствовал, как по спине течет противный холодный пот. Женщина показала свою проницательность и выдержку, она не испугалась, не дрогнула, она нашла выход.
– Обещаю, что сам не буду подвергать жизнь ненужной опасности, Хуррем, не брани Ибрагима.
– Не смею мешать вашей беседе, Повелитель.
Глядя вслед маленькой фигурке, каждый из мужчин думал о своем.
А сама Роксолана примерно то же шептала едва поспевавшей за ней Фатиме:
– Грек опасен, очень опасен….
– Что вы ему выговаривали, госпожа?
– Фатима, я уверена, что порошок подсыпали по его приказу.
– Зачем ему?
– Я мешаю их дружбе с Повелителем. Грек желает владеть сердцем султана в одиночку. Это очень плохо, потому что сил и ума у него куда больше, чем у Махидевран, а валиде за меня заступаться не станет. К тому же Повелитель скорее поверит Ибрагиму, чем мне.
Фатима только вздохнула, что можно ответить на такие слова? Хуррем и впрямь многим мешает, а потому не знаешь, с какой стороны ждать беды. Но то, что грек как-то странно смотрит на Хуррем, правда. Конечно, служанке показалось, что взгляд вовсе не полон ненависти, скорее это сожаление о чем-то.
Фатима с Зейнаб уже обсудили такую догадку, выяснили кое-что и теперь знали куда больше, чем сама Роксолана. Старые женщины лучше молодой понимали, сколь опасной может быть неутоленная страсть мужчины, как легко становится врагом та, которая оказалась в чужих объятиях. А уж у такого сильного мужчины, как Ибрагим-паша, все еще ярче, а значит, страшней для Хуррем.
Старухи придумывали, как обезопасить госпожу от этой ненависти, но Хуррем снова беременна, значит, не всякие средства применимы, можно навредить ребенку.
В конце концов решили:
– Поживем – увидим.
Получив разрешение не только валиде, но и самого султана, Роксолана отправилась покупать себе рабынь.
– Разве тебе мало тех, кто рядом? Если мало, скажи кизляр-аге, он добавит служанок.
– Нет, Повелитель, я хочу купить сама, купить такую, которая ляжет к душе с первого взгляда. Мне было бы достаточно слуг, но Мириам больше не может ухаживать за Мехмедом, она сама ждет ребенка, а Гюль одна не справится.
– Разве у тебя всего две служанки?
– Есть еще Фатима и Зейнаб, но они стары.
– Тогда замени их молодыми.
– Нет-нет, они дают столько полезных советов, что я не могу от них отказаться. Я не превышаю своего содержания, Повелитель, не трачу на служанок лишних денег, у Махидевран и Гульфем слуг много больше…
– Хорошо, покупай, но помни, что эти женщины будут ухаживать и за Мехмедом.
– Об этом я не забываю ни на минуту.
Впервые за много месяцев Роксолана, закутанная в ткани так, что кончиков пальцев не видно, на носилках, также плотно закрытых, выбралась за пределы не только гарема, но самого дворца. До внешних ворот носилки сопровождали четверо евнухов – черных, рослых мужчин, у которых мышцы вздымались буграми, а на лицах сверкали белки глаз, подчеркивая черноту кожи. За воротами добавились янычары, султан вовсе не желал, чтобы его Хасеки подверглась малейшей опасности.