Врата Галактики
Шрифт:
Марк работал до темноты, пока не раздался мелодичный голос дона Оливареса:
– К вам посетитель, коммандер. Анте Бранич, если не ошибаюсь. Желаете его принять?
– Разумеется. Легкий ужин, чай и коньяк – в мой кабинет.
– Добавить кислорода, чтобы гость не задыхался?
– Да. До земной пропорции.
– Слушаюсь, коммандер.
Почему-то Оливарес называл его коммандером, хотя к Майе и Сашке обращался как положено: старшая хозяйка, младшая хозяйка. Но Марк к военной карьере был равнодушен и до коммандерских звезд не дослужился, ушел в отставку с фрегата «Ваал» в звании лейтенанта-коммандера. [5] К тому же на Флоте он пробыл восемнадцать лет, а в Коллегии Несогласных – тридцать четыре, так что его стаж Судьи
5
Офицерские звания в космофлоте приняты в соответствии с англо-американской военно-морской традицией: энсин – первое офицерское звание (мичман), лейтенант-юниор – младший лейтенант, затем лейтенант и лейтенант-коммандер (соответствует капитану), коммандер (соответствует майору или подполковнику), капитан (соответствует полковнику), коммодор – контр-адмирал. Далее идут звания адмирала и адмирала флота.
Вошел Бранич, снял кислородную маску, и они обнялись, хотя этот земной обычай казался Марку странным. Но гость еще при первой встрече объяснил, что так принято среди родственников-мужчин, а они с Марком считались как-никак кузенами или, возможно, дядей и племянником. Анте был помладше, но вполне мог оказаться не троюродным братцем, а двоюродным дядюшкой – на Земле потомки Коркорана жили долго, женились, расходились, и их генеалогия выглядела весьма запутанной.
В стене, под картинами, раскрылась ниша, выдвинулся поднос, и две гибкие конечности водрузили его на стол. Копченая говядина и окорок были нарезаны тонкими ломтиками, козий сыр – ломтями потолще, среди тарелок золотился коньяк в хрустальных рюмках, корочка ячменного хлеба манила свежим ароматом, а над чашками поднимался легкий парок. Гость принюхался и молвил:
– Чай. Если вас не затруднит, я предпочел бы кло.
– Что за вопрос, – сказал Марк. – Дон Оливарес, кло вместо чая. Мох возьми с Белой Пустоши.
– Минуту, коммандер.
Чай исчез, появились стаканы с напитком Тхара, заваренным на целебных мхах. Бранич отхлебнул пару глотков, приподнял в восторге брови, пробормотал: «Quaerite et invenietis», [6] – и занялся говядиной. Под нее выпили коньяк с Роона, не уступавший лучшим земным сортам.
– Как вам дышится, Анте? Нормально? – поинтересовался Марк.
6
Quaerite et invenietis – ищите и обрящете (лат.).
– Никаких проблем, – ответил родич.
Кислорода на Тхаре было примерно столько же, сколько в Гималаях на высоте восьми километров. Человек к такому непривычен, и уроженцам планеты вводили дыхательный имплант, обогащавший кровь живительным газом. Приезжие пользовались маской, но, разумеется, в доме можно было варьировать состав атмосферы.
– Вижу, пребывание здесь не вызывает у вас затруднений, – сказал Марк.
– Ни в малейшей степени. – Гость помотал головой. – Мне доводилось бывать на Марсе, но тут гораздо красивее. Вчера меня отвезли в изумительное место, за плато Кастилии и Андалузский хребет. Чудо! Девственные горы, снежная равнина, бездонные небеса и тишина… такая тишина, будто на свете нет ни городов, ни машин и ни единого человека…
– Что вы там делали, Анте?
– Охотился на каменных дьяволов.
– Надеюсь, не в одиночку?
– Нет, конечно нет. Я знаю, это опасное занятие. – Бранич пригубил коньяк. – Со мной были братья Семеновы, два отважных тхара, и оба на одно лицо.
– Вообще-то их трое, – пояснил Марк. – Прохор и Кирилл остались здесь, а Павел воюет. Он у нас в больших чинах – инженер-коммандер, глава технической секции на «Стокгольме».
– Воюет? Почему? – Бранич наморщил лоб. – Тхар, если не ошибаюсь, исключен
– Для нас это неважно, мы идем добровольцами, – сказал Марк и пояснил: – Старший сын или дочь в каждой семье должны отслужить на Флоте, такова традиция. Кто старший из трех близнецов, не очень понятно. Они считают, что Кирилл, но у Павла больше пристрастия к технике. Вот он и служит.
Гость окинул задумчивым взглядом картины на стене. Среди них была небольшая акварель, написанная Майей перед отъездом: Сашка сидит у памятника Алферову, с его книгами на коленях. Обличьем она пошла в мать: такая же тонкая, хрупкая, темноволосая и черноглазая.
Бранич смотрел на Сашку и покачивал головой. Потом сказал:
– У вас, Марк, единственная дочь. Такая милая, нежная девочка… очень талантливая, как я слышал… Через шесть лет ей будет восемнадцать. И вы, вы и ваша жена, позволите ей уйти? На войну, во Флот Фронтира?
Лицо Марка окаменело. Родич задал не самый приятный вопрос.
– Я не могу ей что-то позволять, а что-то запрещать, – наконец произнес он. – Даже сейчас, когда ей двенадцать. Она тхара, и она все решит сама.
– Она может погибнуть.
– Это причинит нам горе. Но у многих гибнут сыновья и дочери.
Бранич, видимо, заметил, что слова его Марку неприятны.
– Простите, брат, мою бестактность. Verba et voces, praetereaque nihil… [7] К тому же шесть лет – это немало. Война за такое время может завершиться.
Напряжение покинуло Марка.
– Тогда все мы будем счастливы, все матери и отцы, – сказал он, наливая гостю вторую чашку кло.
– Особенно вы – и как отец, и как Судья Справедливости, – отозвался Бранич и, повернувшись к портрету Ксении, резко сменил тему: – Ваши сестра такая красавица! И за прошедшие годы она совсем не изменилась! Жаль, что меня здесь не было, когда она рассталась с прежним супругом.
7
Verba et voces, praetereaque nihil – слова и голоса, и ничего более (лат.) – т. е. пустые слова.
– И что бы вы сделали? – спросил Марк с улыбкой.
– Непременно отбил бы ее у Ивана! Только ему не говорите, – прошептал Бранич, округлив глаза. – Выгонит, откажет от дома! А я не хочу лишаться такого удовольствия. Я ведь прилетел на Тхар ради вас и Ксении.
Марк в этом сомневался. Бранич был неплохим человеком и интересным собеседником, но чудилось, что говорит он не все; что-то – возможно, самое главное – оставалось недосказанным, словно он боялся полной откровенности или хотел узнать побольше о Вальдесах. У Пола Коркорана, адмирала Флота, погибшего двести лет назад, было две дочери, и Вальдесы вели свой род от старшей, от Надежды, прабабки Марка. Младшая, Любовь, стала женой Леонида Смирнова, а их дочка Вера вышла за Петра Бранича. До этого момента все было ясно, но дальше начинались сумерки: Марк не мог понять, был ли Анте внуком Веры и Петра или их племянником – возможно, по линии какого-то другого Бранича. Этот вопрос Анте искусно обходил, а допрашивать гостя с пристрастием хозяину казалось неудобным. Встречались они уже не первый раз, и Марк с трудом справлялся с искушением прозондировать нежданного родича и выяснить, что у него за душой. Но это было бы недостойным делом, особенно для Судьи.
По словам Бранича, он прибыл на Тхар для укрепления родственных связей. Заявился он не пустым, привез множество видеозаписей о своей семье и той ветви Вальдесов, что жили в Тихоокеанской акватории, на Таити, Гавайях и плавучих островах. Этих родичей, братьев и сестер отца и их потомство, Марк знал, но виделся с ними много, много лет назад, когда был курсантом Звездной Академии в Севилье. С тех пор утекло больше воды, чем в океане Тхара… Марк был благодарен Браничу за вести о близких, и это стало еще одним поводом, чтобы оставить гостя в покое. К тому же, если Анте в самом деле являлся потомком Коркорана, он мог унаследовать дар внечувственного восприятия и догадаться, что его зондируют. Неприятный опыт для любого человека, а для родича – прямо оскорбительный!