Врата испуганного бога

Антонов Сергей Валентинович

Глава 16

РОЯЛЬ В КУСТАХ

“Ненавижу рыцарей — с этими их проклятыми мифрильными доспехами…”

Дракон Смог в кабинете дантиста

— Сроду не видал таких деревень! — сказал Дон авторитетно. — Ну, Збышек, и деревня!

— А какие видал?

— Всякие видал… Но таких — никогда.

Дон подвесил бот над крышей дощатого домика на окраине деревни. Бортовой транслятор радостно стрекотал. В доме ругались.

Перед домом играли дети. В соседнем дворе два мужика кололи дрова и о чем-то спорили. Непрерывно выл пес, то есть Дон и Збышек решили, что это пес. Транслятор захлебывался от впечатлений и кое-что уже рассказывал.

Два мужика: ровнее держи устройство — не учи уважительному отношению к инструменту — некорректная практика — тебя неправильно зовут — когда придет темный период/ что собираешься предпринять — период вперед везу в большой город продовольствие — последний бог тебя услышит — намерения хотелось бы изменить/ но господа живущие в городе/ высокие господа — как обстоит твое мнение по поводу возвращения солнца — очень позитивно! очень позитивно — как обстоит твое мнение по поводу? бог послал солнце или горожане! — последний знает/ надлежит корректно исполнять предназначенную практику/ не судить/ не сопрягать мысленно события — большого ты ума мужчина/ а инструмент распиливания держишь неэтично — тебя неправильно зовут — животное воет — родилось существо женского пола — вернулся служитель культа — не знаю/ сосед не выходит… — и так далее. Пилить-колоть мужикам было вдоволь.

Дети: Это мое! — Не твое! — Мое! — Не твое! — Шагратов выползень! — Мне мама бабок набрала, она падаль в овраге нашла! — У-у-у-у, ей моямама сказала, что в овраге падаль! — Нет, моя мама сама падаль нашла! — Нет, ей моя мама сказала! — Шагратов выползень! Когда это твоя мама моей мамочке сказала? — Тогда! — Ну когда, когда? — Тогда! Перед солнышком! — Выползень шагратов! И так далее. Видимо, мелкие косточки местного животного ценились в определенных кругах необычайно, младший, законный обладатель не мог не похвалиться, старший — богатства в чужих руках стерпеть не мог.

Скандал в доме, над крышей которого висел на холостом ходу бот:

— О-ех, тумтук ты, тумтук! Что делать, что делать!

— Молчи, баба. Молчи, от греха…

Молодой женский голос, глухой мужской. Энергичный женский, усталый мужской. Раздраженный женский, покорный мужской.

Шаграт выл, не переставая.

И обладатель глухого усталого покорного голоса вылетел из дома.

Он дробно ссыпался ороговелыми босыми пятками с крыльца, в несколько скачков пересек половину двора и с наслаждением пнул животное в округлый мягкий бок, покрытый гладкой блестящей шерстью.

— Заткнись, шкура мелкая! — заорал мужичок, перекрывая обиженный визг удирающего в свою будку шаграта. — И без тебя тошно! Заткнись!

Мужичок громко шмыгнул носом и подумал, что в дом возвращаться ему не хочется. Повитуха привела своими комментариями происходящего в состояние совершенно безысходное. Пойти, что ли, навстречу жрецу? Может,

по дороге с ним что случилось, помощь какая нужна? И дочке. Мужичок одиннадцать лет ждал дочку. И Голос ему дочку обещал сколько, и Последнему одних овец выкормил мужичок пять голов…

Во двор, повязывая на ходу голову темным платком, вышла повитуха и окликнула:

— Эй, тумтук! Чего стоишь? Иди к жене, плохо ей.

— Думаю я, — отозвался тумтук.

— Думает он! — передразнила повитуха. — Что же это за думки у тебя, коли жены родной важнее будут?

Мужичок сбивчиво объяснил. Повитуха махнула рукой и посоветовала жестоко:

— Не морочь голову. В дом иди. Не придет жрец, и девочку вашу не принесет. Новую родите.

— А ты — что? Уходишь уже? И платы ждать не будешь?

— Не буду, — покривилась повитуха. — Какая теперь плата? Не вернется жрец. А у меня ведь тоже семья дома некормленая сидит. Пойду.

— Слушай, — сказал мужичок шепотом, подвинувшись губами к повитухиному уху, — а ты, может, знаешь, куда за мостом идти-то надо? Поискать хочу. Ногу он подвернул, наверно, или еще что… И девочка наша с ним, дочка наша.

Повитуха шарахнулась в сторону.

— С ума сошел, кукушник лысый? И думать забудь! Не дай Последний, услышит кто недобрый — жрецы тебя на кусочки мелкие разорвут сей же час! В дом иди, говорю!

— Эх ты… — укорил мужичок и отвернулся.

Прикрывая рот уголком платка, повитуха пошла со двора. Мужичок провожал ее взглядом до тех пор, пока силуэт женщины не слился с темным туманом, затем вновь шмыгнул носом, почесал в затылке и направился к будке шаграта.

— Тихо ты! — сказал он животному, опасливо забившемуся в угол. — Только выть и горазд. Со мной идем, дорогу надо искать. Нюхать будешь, бездельная тварь. Тихо, я сказал.

Отцепив от кольца на будке гремящую цепь, мужичок намотал свободный ее конец на ладонь и вытащил шаграта из убежища. Шаграт вяло сопротивлялся и упирался лапами.

— Нюхай, — строго приказал хозяин животному, — ищи давай… кукушник. Жреца помнишь? Вот и ищи, куда он пошел. А выть не надо. Рано еще выть, понимаешь.

Шаграт для порядку еще немного посопротивлялся, поскреб лапами, но вскоре вытянул вертикально вверх голый свой хвост, ткнулся носом в землю и пошел по двору зигзагами. Нащупав след, тихонько взвизгнул, глянул на хозяина и натянул цепь.

— Вот так! — похвалил мужичок. — Вот так бы и сразу… — И ускорил шаг.

— За ним, Дон! — прошипел Збышек.

— Без сопливых как на коньках! — прошипел Дон, поглаживая джойстики.

Пару раз по дороге к каньону шаграт терял обнаруженную струйку запаха, останавливался и топырил уши, точно прислушиваясь к туману. Брел назад, затем снова — вперед, рычал на неведомое упругим горлом и брал упущенный след. Сонные приречные птицы шептались о своем, в тумане мерцало и гасло, грохотала вода по камням — далеко впереди. Солнце только-только начинало подгорать к вечеру. Эх, сколь периодов прожили без светила, дождались, а тут с доченькой такая беда…