Врата Изгнанников
Шрифт:
Это должно было произойти, подумал Вейни; человек, выросший вместе с лошадями, он чувствовал это в воздухе — чувствовал это во множестве приближающихся лошадей, в возбуждении справа от себя, которое передавалось кобыле под ним, заставляло ее дрожать и грызть удила; а впереди поворот дороги, всадники уже недалеко и совсем скоро вылетят из-за него, слабый непостоянный ветерок доносит до лошадей запах и звуки, все усиливающийся топот копыт и бряцанье металла, звуки не мирных людей, но всадников, одетых в доспехи, и, даже ночью, скакавших тесной и сплоченной
На дороге перед поворотом заржала лошадь, Сиптах фыркнул и, прежде чем Моргейн успела натянуть поводья, встал на дыбы и негромко ответил. Только тут он послушался ее и опустился на землю, сломав кусты; недовольная Эрхин дернулась и нервно отпрыгнула в сторону.
Потом опять все замолчали, обе их лошади и одна впереди на дороге, в лесу стало смертельно тихо.
— Так и есть, — еле слышно прошипела Моргейн. — Они остановились. Теперь они будут сидеть, дожидаясь дня, если нам повезет — и пошлют сообщение своему лорду, если нет.
Вейни вложил меч в ножны. — Мой лук, — сказал он, и показал в направлении дороги. Она наклонилась, отыскала его среди седельных сумок и молча передала ему вместе с колчаном оперенных стрел. Лошади молчали, но было уже поздно. Сиптах мотал головой, стараясь освободиться от поводьев, но Эрхин оставалась спокойна, пока Вейни аккуратно спускался с нее и вел к подлеску. Он захлестнул поводья вокруг молодого дерева, которое должно было удержать ее, даже если Сиптах ускачет, Небо знает куда.
Вейни снял слишком предательски блестящий шлем и передал его Моргейн, проскользнул мимо головы Сиптаха, успокаивающе коснувшись его потной шеи и бесшумно вошел в лес.
Когда он был вне закона, то охотился в лесах Маай не только на оленей. Инстинкты мгновенно вернулись, вместе с памятью о стрелах Маай и голодом: отверженный мальчик из рода Нхи быстро научился выживать, его единственными учителями были его враги, и вот он все еще жив, а некоторые из его сородичей-Маай нет.
Он слышал их, тихих, как могут быть тихими не меньше полудюжины всадников, укрывшихся между кустами — но ни один из них не был так тих, как единственный охотник из Карша, подкрадывавшийся к ним. Он увидел их, безмолвных настолько, насколько можно безмолвно удерживать на месте лошадей, смутные тени в свете звезд. Он неслышно скользнул к ним. Лошади узнали, что он здесь. Они задергали поводья и заволновались. Люди беспокойно оглядывались, глядели назад, на дорогу, по которой приехали, и на лес вокруг.
Мягким плавным движением он поставил лук на подъем ноги, и натянул тетиву; потом открыл колчан, достал три стрелы и распушил их оперение, чтобы даже в темноте они не подвели. Среди них не было стрелы, звук которой он бы не знал. Но одного поврежденного пера, ни единой царапины на трубке.
Он наложил первую и, выбрав ближайшую и самую ясную цель, вышел из-за дерева: не было еще такой железной кольчуги, которая могла устоять перед эрхендимским длинным луком, согнутым до предела. Его раненое плечо напряглось, стрела полетела. Тупой удар, и человек упал.
Остальные
Третья стрела: все люди уже неслись к лошадям, прыгали в седло и собирались дать деру, но один из них крикнул и свалился на землю.
Вейни вынул еще одну стрелу из колчана, висевшего на боку. Четвертый человек упал со стрелой в спине, оставшиеся в панике поскакали как можно дальше от его огня, по направлению к Моргейн.
Вейни подхватил колчан и, уже не скрываясь, пробежал мимо лежавших на земле; он бежал по дороге за ними, и сердце билось о ребра.
Он услышал крики и треск кустов прежде, чем достиг поворота дороги, повернул, и в лунном свете перед ним возник Сиптах и его всадница, а перед ними носились лошади, обезумевшие от страха, а их всадники лежали в грязи, бездыханные. Он увидел как Чи, выползший из укрытия, хватает одну из бесхозных лошадей, увидел, как Моргейн с ледяным спокойствием наводит на него свое смертельное оружие, и в это мгновение понял, что такое настоящий страх.
— Лио, — позвал он, поднимая повыше руку с луком.
Она узнала его, и повернула жеребца, собираясь скакать за Чи, который уже успел взлететь на захваченную лошадь с ловкостью, которую трудно было ожидать в еще больном человеке.
Вейни подумал, что он мог бы убить Чи прямо сейчас или подстрелить лошадь под ним, и побежал, с ледяным страхом в сердце — он не мог ни крикнуть, ни остановить то, что должно было случиться: он был пеш, а Чи убегал верхом, и она не могла схватить его за руку, она не никак могла остановить его, кроме… Он рванулся и выбежал на середину дороги. Тяжелая броня давила на плечах, воздуха в легких почти не было.
Но Чи уже натянул поводья, укрощая испуганную до смерти лошадь, она почти успокоилась, повернула по широкой дуге и уже едва сражалась со всадником; и Моргейн осадила Сиптаха, поджидая его.
Чи прискакал назад и присоединился к ним, добровольно. Вейни подошел к Моргейн, в боку кололо и звенело в ушах, пот тек из-под кольчуги. Он увидел ужас на лице Чи, ужас человека, который только что видел смерть и знал, что мгновение назад сам был на краю пропасти и в любой момент может упасть в нее. Но Чи сделал выбор и прискакал назад — и этим кое-что заявил, по меньшей мере.
Всего было восемь мертвых, четверо безжизненных тел на дороге, остальные лежали за поворотом. И семь лошадей, убежавших туда, куда эти лошади только и могли убежать — домой, в конюшню, с пустыми седлами и волочащимися поводьями.
— Кто-нибудь убежал? — спросила Моргейн, не отрывая взгляда от Чи.
— Нет, — сказал Вейни, — если никто не прошел мимо тебя.
— Никто, — резко и жестко ответила она, — но лошади убежали, а на мертвых остались знаки, которые вызовут слишком много вопросов в Морунде… Чи! Кто это? Люди Гаулта?