Врата изменников
Шрифт:
– Когда она умерла? Вы можете определить время? – спросил он.
– Не настолько точно, чтобы это как-то помогло вам, – хмыкнув, пояснил врач. – Примерно между восьмью вечера и полуночью. Пребывание в воде экспертизе, разумеется, не помогло – она холодней, чем обычно бывает в это время года. Ускорила ригор мортис [34] , мешает уточнить и многое другое. Кстати, и об иных помехах… – Эксперт нахмурился и странно посмотрел на Томаса. – Я нашел какие-то непонятные следы на теле, не очень заметные – например, на плечах, вернее,
34
Rigor mortis (лат.) – окоченение тела после смерти.
– Около половины третьего ночи.
– А когда ее видели в живых в последний раз?
– В половине десятого.
– Теперь вы все знаете. Можете опираться в своей работе и на мои данные. Перед вами опасный преступник, да хранит вас Господь. Его помощь вам понадобится. Красивая женщина. Очень жаль. – И не дожидаясь, что скажет его собеседник, доктор вернулся к телу на столе и продолжил свою работу.
– Вы мне можете сказать, как долго она находилась в воде?
– Не точнее, чем это можете сделать вы сами. Не менее получаса, но и не более трех часов. Простите.
– Ее убили руками?
– Что? Да, да. Он задушил ее голыми руками, никакого шнура, просто сжал пальцами горло. Как я сказал, это очень сильный физически мужчина, побуждаемый страстью, какую не дай мне Бог увидеть. Не завидую вашей профессии, Питт.
– А я – вашей, – ответил Томас, и это было сказано вполне искренно.
Доктор рассмеялся каким-то отрывистым лающим смехом.
– Когда я получаю их, все уже позади – боль, страдания, жестокость, ненависть. Наступают мир, покой и тишина. А все остальное в руках Господних… если ему есть до этого дело.
– Мне есть, – сквозь зубы процедил суперинтендант. – А Господу, если он лучше меня, – тем более.
Медик снова рассмеялся, уже тише и мягче. Однако он ничего не сказал.
Отрезок времени от половины десятого вечера до полуночи может показаться удивительно длинным, если вспоминать, кто где был и что делал в эти два с половиной часа. Питт вынужден был снять еще двух человек с другой работы, а Министерство по делам колоний оставил на одного Телмана. Сам он тоже занялся допросами и проверкой фактов. Но, увы, это не добавило ничего нового и важного к имеющейся уже информации.
Лайнус Чэнселлор показал, что уехал из дома в легком экипаже, которым правил сам, потому что конюх повредил руку. Ему надо было срочно передать Гарстону Эйлмеру очень важный пакет, но того не оказалось дома. Министр был крайне раздосадован этим и передал пакет лакею. Последний подтвердил этот факт и то, что Чэнселлор был в доме Эйлмера за несколько минут до одиннадцати часов вечера.
Слуги в доме министра не слышали, когда он вернулся, ибо хозяин не просил дожидаться его.
Горничная Сьюзен, как всегда, ждала ее возвращения, чтобы помочь раздеться и развесить вещи по шкафам. Она так и заснула на стуле, не дождавшись госпожи. Проснувшись в половине четвертого
Томасу было понятно ее упорство. Видимо решив, что Сьюзен ушла на свидание, она, в душе порицая ее, тем не менее не захотела ее выдавать, потому что любила свою госпожу всем сердцем. Никакие расспросы полицейского и увещания старого дворецкого не заставили горничную что-либо изменить в своих показаниях.
Затем Питт отправился на поиски Питера Крайслера, чтобы установить его алиби, но услышал от слуг, что господина нет дома и вернется он не скоро. Этим Томасу и пришлось пока ограничиться.
А вот Эйлмер был дома и охотно сообщил суперинтенданту, что в эти часы он созерцал звезды. Он был ярым астрономом-любителем. Но его слова, разумеется, никто не мог подтвердить. Увлечение астрономией разделяют немногие, да и вообще это занятие одиночек. Он сам доставил треножник с портативным телескопом на вершину холма Херн, подальше от городских фонарей, и сам вел легкую двуколку, которую и держал ради этого. Никто из знакомых ему по дороге не попадался. Если все, что говорил Гарстон, было правдой, то и в последнем тоже не стоило сомневаться. В Министерстве иностранных дел едва ли еще найдутся астрономы-любители, блуждающие среди ночи по холмам.
Иеремия и Кристабел Торн провели вечер дома. Кристабел легла спать рано, а ее муж, как всегда, до полуночи читал служебные бумаги. Слуги подтвердили это. Они также дружно согласились с предположением, что если бы хозяин и хозяйка ушли из дома через столовую и дверь в сад, никто из них этого не заметил бы. После ужина слуги сразу ушли к себе. Их не просили ни поддерживать огонь в камине, ни провожать гостей, так как в тот вечер никого в гостях не было, а мистер Торн сам вызвался опустить шторы и запереть дверь.
Йен Хэзеуэй обедал в клубе и ушел из него в половине двенадцатого прямо домой. Поскольку он жил один и не велел слугам ждать себя, никто не мог подтвердить верность его слов. Он легко мог снова уйти из дома, если бы ему захотелось.
Разумеется, муж сестры Сьюзен, Фрэнсис Стэндиш, знал о ее гибели. Его тоже попросили дать свои показания: где он был и что делал в эти часы. Фрэнсис сказал, что вернулся домой рано, переоделся и отправился в театр. Его показания тоже никто не мог подтвердить. Что он смотрел? «Эстер Сандраз». Стэндиш готов был рассказать о спектакле, но в самых общих чертах. Все это он вполне мог почерпнуть из газетного обзора театральных новостей.
Конечно, предпринимались все усилия найти возницу того экипажа, в который Чэнселлор посадил Сьюзен на Беркли-сквер. Он один мог пролить свет на то, что случилось с ней после того, как она покинула кеб.
Констебль, которому Питт поручил найти кебмена, искал его весь день и вечер, но безуспешно. На следующий день Томас снял Телмана с работы над расследованием в Министерстве по делам колоний и поручил ему поиски возницы. Но Телман тоже ничего не добился.
– Возможно, это не был настоящий кеб? – высказал предположение недовольный инспектор. – Убийца мог переодеться кебменом, разве это трудно?