Врата миров. Дилогия
Шрифт:
— Не могу…
— Ты же рассказывала мне в машине, что девочек воровали прямо на вокзале, в поездах… а потом за каждую новенькую платили ему. Чтобы никто их не искал.
— Но я никогда…
— Тогда я выпущу этого пса, он пойдет по твоему следу.
Мы вместе замахнулись ножом. Я смотрела капитану в глаза. В последний миг он дрогнул.
— Стой, стойте, погоди. — Он попытался облизнуть разбитые губы. — Я начальству выручку сдаю, полковнику Харину… больше ничего не знаю…
Признаюсь, это оказалось непросто, но сообща мы сделали это.
Мы
— Он умер? — заметалась Юля. — Почему он умер? Ведь я к нему даже не прикоснулась!
— Он не умер. — Я трижды выдохнула и взяла капитана за виски, — Кой-Кой, переведи ей. Он думает, что умер. Он проснется и снова станет ребенком. Добрым и искренним. А теперь оставьте меня в покое.
Я вернула его в детство. Свет моргнул и окончательно погас во всем здании. Но это еще не все. Загорелась бумага, которой здесь были обклеены стены, и портьеры на окнах. Когда я, пошатываясь, выбралась наружу, оказалось, что в темноту погрузились и два соседних дома.
— Где? — спросил Кой-Кой, когда мы вышли во двор.
Вначале девочку Юлю стошнило. Потом она устроила костер и кидала туда куски компью-те-ра, а перевертыш примеривал палец к замку зажигания длинной черной машины.
— Недалеко отсюда у берега стоит барк, который никуда не плавает, — проскрипел нюхач. — На нем много женщин и двое мужчин, запачканных в деньгах этой девочки.
— Я туда не пойду! — Юлю затрясло, когда она узнала, куда мы направляемся. — Там эти козлы, которые мне чуть глаз не выбили.
— Происходят удивительные вещи, домина. — Кеа словно рассуждала о посторонних философских предметах. — Я абсолютно уверена, что на прибитом к берегу судне находится человек, в кармане которого хранится часть денег из железного ящика. В то же время я абсолютно уверена, что этот человек проводит сейчас время в компании именно тех мужчин, которые избили нашу новую подругу…
— То есть они заодно? — озадачился Кой-Кой. — Стражники втайне водят дружбу с ворами?
— Сволочи они все потому что, — ощерилась Юля. — Эти ублюдки, они крышуют девчонок из стриптиза, а те сучки сказали, что мы путанили. А мы всего лишь хотели…
— Тихо, замолкни! — У меня от ее писка зазвенело в ушах. — Мы сейчас вместе пойдем туда и уничтожим всех, кто тебя обижал.
В тот миг я не подозревала, с какой гидрой столкнулась.
11
Уроки всемирной истории
— Ой, мамочки… что это?
— Это наш товарищ, Поликрит. Он ранен, — как можно более естественно произнес Саади.
Сестра Настя хватала ртом воздух, пока центавр протискивался в приемный покой. В эту минуту весьма удачно из коридорчика приперся некто, с макушкой, замотанной окровавленным бинтом. Некто пришел пожаловаться на шум и плохое содержание, но увидел нового пациента и застыл, забыв о своих невзгодах. Доктор Ромашка плюхнулся в продавленное кресло и стал прикуривать сигарету, держа ее во рту другим концом. Во дворе истерично надрывались псы, в мутное окошко, подсаживая друг друга, заглядывали красноносые
Поликрит тяжело опустился на пол, при этом плечом сбил две полки с цветами. Дышал он с короткими всхлипами — так дышит загнанный охотниками зверь.
— Сни… снимите с него железо, — почти шепотом приказал Ромашка. — Настя, тащи сюда мой чемодан! Затем — простыни, йод, окситетрациклин, перекись… короче — все, что найдешь. Все, что найдешь. И уберите отсюда этого, как его… Как ваша фамилия?
— Симоняк я… — откашлялся мужичок с забинтованной головой. — Вы мне это… укольчик обещали, все жду-жду… И сосед там, за стенкой, все стонет, вас ругает. Забыли ему лекарства, видать…
Симоняк бормотал, не отводя глаз от центавра. Хрупкая Настя схватила его за плечи, силой подняла и вытолкала в коридор. Но из другого коридора приковыляли еще двое: один на костылях, другой — с подогнутой, забинтованной ногой.
— Рахмани, подайте мне новые перчатки. Да, вот эти. И вас прошу — наденьте. Смотрите, как я это делаю… Настя, мне нужен свет. Из первого бокса переноску! Не стоять, работаем!
Саади отметил про себя, что на этого парня можно положиться.
Сообща с водомером им удалось освободить голову и грудь гиппарха от доспехов. Прибежавшая с лампой Настя коротко охнула. Под гибкими пластинами брони ей предстала кожа цвета молодой коры, мощные ноздри, вытянутые вперед, полные губы и широко поставленные, раскосые глаза. Сейчас центавр едва мог приоткрыть глаза, их затянуло мутной пленкой, губы покрылись трещинами и белым налетом. Ниже червеобразного кадыка, на шее, обнаружились первые две гниющие раны, о которых гиппарх ничего не сказал Марте. Очевидно, в драке за обладание Камнем пути ему досталось гораздо сильнее, чем позволяла признать его гордость.
Саади приблизился и потрогал пальцем. Эти раны еще не воняли, насекомые не успели отложить в них яйца, но зараза давно проникла в кровь.
— Отчего ты нам не сказал, что тебе плохо? — рассердился Ловец.
— Вы можете его немного приподнять или хотя бы перевернуть? — Ромашка присоединился к ним, уже в резиновом фартуке и длинных перчатках. — Мы подложим под него клеенку. Как он переносит уколы? Не понимаете? Вот это. — Лекарь помахал перед носом Рахмани прозрачной бутылью с иглой на конце. Такими иголками, выдранными из кактусов, дети кочевников прикалывают к деревьям пойманных упырей, чтобы те подольше мучились на свету.
— Он — воин, — с гордостью за товарища ответил Два Мизинца. — Он легко перенесет любую боль!
— Это не больно, — скривился хирург. — Больно будет, когда… О да, пожалуй, это будет больно. Ой, что это? Он у вас музыкант?
— Это кифара. — Рахмани с нежностью отстегнул застежки подмокшего инструмента. — Насколько мне известно, среди их дворянства считается позорным не уметь играть и не складывать стихи.
— Впервые вижу лошадь-поэта, — простонала Настя.