Врата Птолемея
Шрифт:
Муха села на потолок и свесила голову, прислушиваясь к их словам. Но не тут-то было: в баре стоял такой шум, что ни слова было не разобрать. Я снялся со своего места и как можно незаметнее подлетел поближе, злясь, что рядом нет ни единой стенки. Говорил Дженкинс; я принялся кружить вплотную к нему, достаточно близко, чтобы почувствовать запах лака для волос на его прическе и разглядеть поры на его красном носике.
— … Главное, готовы ли вы к делу? Вы уже сделали свой выбор?
— Берк — да. А я нет, — отозвался самый хлипкий из троих, со слезящимися глазами и впалой грудью.
По сравнению с ним Дженкинс был прямо Атлант [33] . Третий, Берк, был немногим лучше: кривоногий сморчок с плечами,
Дженкинс сердито фыркнул.
— Ну так выбирайте побыстрее! Попробуйте заглянуть в Трисмегиста или Портера — в обеих книгах прекрасный выбор.
Хлипкий издал унылое блеянье.
— Да нет, Дженкинс, проблема не в том, что выбор мал. Просто… сколько сил мне придётся в это вложить? Мне бы не хотелось…
— Ты ведь не струсил, а, Уизерс? — спросил Дженкинс с недоброй улыбкой. — Палмер, вон, струсил — помнишь, что с ним стало? Ещё не поздно найти кого-то другого.
33
Атлант — марид невероятной силы и чисто мускульной мощи, которого греческий волшебник Фидий использовал для постройки Парфенона, ок. 440 г. до н. э. Атлант отлынивал от работы и фундамент заложил спустя рукава. Когда появились трещины, Фидий загнал Атланта под землю, принудив вечно поддерживать фундамент. Вполне возможно, что он до сих пор там — во всяком случае, я не слышал, чтобы его освободили.
— Нет-нет-нет! — поспешно заверил его Уизерс. — Я буду готов, буду! Когда скажешь!
— А что, много ли нас? — спросил Берк.
Если Уизерс блеял, точно овца, Берк скорее мычал на манер быка, как обычно разговаривают вдумчивые тупицы.
— Нет, — ответил Дженкинс. — Ты же знаешь. Всего семеро. По одному на каждое кресло.
Берк разразился негромким икающим смехом. Уизерс присоединился — его смех был октавой выше. Похоже, эта мысль их позабавила.
Но тут осторожность Уизерса снова взяла верх.
— А ты уверен, что до тех пор мы в безопасности?
— Деверокс слишком занят войной, Фаррар и Мэндрейк — брожениями среди простолюдинов. Слишком много всего сразу происходит, чтобы кто-то обратил внимание на нас. — Глаза у Дженкинса сверкали. — А потом, в конце концов, разве хоть кто-то когда-нибудь обращал на нас внимание?
Он помолчал, все трое мрачно переглянулись. Потом Дженкинс снова нахлобучил свою шляпу на голову.
— Ладно, мне пора, — сказал он. — Надо навестить ещё кое-кого. И про бесов тоже не забудьте.
— Но эксперимент-то как же? — Берк наклонился к нему вплотную. — Уизерс прав. Нам нужно увидеть доказательства, что он прошёл успешно, прежде чем мы… Ну, ты понимаешь…
Дженкинс расхохотался.
— Будут, будут вам доказательства! Хопкинс лично покажет вам, что никаких побочных эффектов нет. Но, могу вас заверить, зрелище весьма впечатляющее. Для начала…
Хлоп! И моё подслушивание неожиданно оборвалось. Только что я тихонько жужжал над ухом Дженкинса, а в следующий миг на меня, точно гром с неба, обрушилась свернутая трубочкой газета. Что за подлое нападение! [34] Я камнем рухнул на пол, беспомощно растопырив лапки. Дженкинс и компания уставились на меня с лёгким недоумением. Мой агрессор, дюжий бармен, весело помахал им газетой.
34
Самое неприятное, что газета оказалась не чем иным, как «Подлинными рассказами о войне». Эта мне Мэндрейкова газетенка! Ещё одно свинство, добавленное к бесконечному списку его преступлений.
— Пришиб я её! — улыбнулся он. — У самого вашего уха летала, сэр! И здоровущая какая. Вроде бы им сейчас не сезон, а вот поди же!
— Да, в самом деле, — сказал Дженкинс — Таким мухам сейчас совсем не сезон…
Его глазки сузились, очевидно разглядывая меня сквозь магические линзы, но на всех планах с первого по четвертый я был просто мухой, так что это ему ничего не дало. Внезапно он занёс
Очутившись на улице, я не сводил глаз с дверей паба, одновременно исследуя свою пострадавшую сущность. Как это прискорбно, когда джинн, который… [35] , может быть повержен свернутым куском бумаги! Но, увы, такова печальная истина. Все эти смены облика и непрерывные побои мне отнюдь не на пользу. Мэндрейк! Всё это вина Мэндрейка. И он за это заплатит, дайте мне только шанс! [36]
Дженкинс мог заподозрить, что я — не обычное насекомое, и попытаться сбежать, однако же, к моему облегчению, несколько минут спустя он появился в дверях и зашагал дальше по Уайтхоллу. Я понимал, что облик мухи теперь будет казаться ему подозрительным, а потому, стеная от боли, снова обернулся воробьем и полетел следом.
35
Вставьте любое из нижеприведенных свершений, которое вам больше по вкусу: а) один на один сражался с утукку в битве при Кадеше; б) выточил стены Урука из цельного камня; в) уничтожил одного за другим целых трёх хозяев, используя алхимическую игру слов; г) беседовал с Соломоном; д) другое.
36
Хотя, конечно, в моём нынешнем состоянии ничего я ему сделать не мог. По крайней мере, в одиночку. Некоторые джинны, в том числе Факварл, давно уже замышляли совместное восстание против волшебников. Но я всегда отвергал эту идею как бредовую и совершенно невыполнимую. Однако если бы в тот момент Факварл явился ко мне с этим идиотским планом, я присоединился бы к нему с аплодисментами и радостными возгласами.
На город спускались сумерки. Волшебник Дженкинс шагал пешком по улочкам центрального Лондона. Ему предстояло ещё три встречи. Первая была назначена в небольшом отельчике неподалёку от Трафальгарской площади. На этот раз я уже не пытался войти, а наблюдал за ним сквозь окно. Он беседовал с узкоглазой женщиной в безвкусном платье. Дальше он прошёл через Ковент-Гарден до Холборна, где вошёл в небольшую кофейню. И снова я счел разумным держаться на расстоянии, однако же хорошо разглядел человека, с которым он разговаривал. Это был мужчина средних лет, лицом удивительно похожий на рыбу. Губы у него выглядели так, словно он позаимствовал их у трески. Моя память, как и моя сущность, за эти годы сделалась дырявой как решето. И тем не менее было в этом человеке что-то знакомое… Нет, сдаюсь. Не помню, откуда я его знаю.
Однако дело наклевывалось весьма любопытное. Судя по тому, что мне удалось подслушать, тут явно затевался какой-то заговор. Однако все эти люди выглядели на удивление неподходящими для опасных затей. Никто из них не выглядел ни могущественным, ни расторопным. На самом деле скорее наоборот. Если бы выстроить всех лондонских волшебников на спортплощадке и предоставить капитанам двух футбольных команд отобрать для себя игроков, эти остались бы стоять у стенки вместе с толстым мальчишкой и тем парнем, у которого нога в гипсе. Очевидно, их общая бестолковость являлась частью плана, но я, хоть убей, никак не мог понять, в чем этот план состоит.
И вот наконец мы добрались до обшарпанного кафе в Клеркенвелле. И тут, впервые за всё время, я заметил, что Дженкинс как-то переменился. До сих пор он держался беззаботно, уверенно, небрежно; теперь же он, прежде чем войти, остановился перед дверью, словно набираясь духу. Пригладил волосы, поправил галстук и даже достал из кармана маленькое зеркальце, чтобы изучить прыщ на подбородке. И только потом вошёл.
А вот это уже интересно! Значит, сейчас ему предстоит разговаривать не с низшими и не с равными. Быть может, внутри его ждёт сам таинственный мистер Хопкинс… Надо посмотреть!