Врата Птолемея
Шрифт:
— Ты знаешь, где она? — спросил я.
Он ничего не ответил.
— Оставь её в покое, — тихо сказал я. — Она тебе не делает ничего плохого. И не забывай, она спасла тебе жизнь — насчёт этого я тебе не солгал.
Он открыл было рот, хотел что-то сказать, потом слегка встряхнул головой, словно заставляя себя забыть об этом.
— Бартимеус, — сказал он, — я обещал тебе, что отпущу тебя, если ты выполнишь задание, и, несмотря на то, что ты то и дело бросаешь вызов моему терпению, я от своего слова не отступаюсь. Расскажи мне, что произошло, когда ты выслеживал Дженкинса,
Львица сложила на груди свои мускулистые лапы и посмотрела на него сверху вниз.
— Навсегда?
Он стрельнул глазами куда-то в сторону.
— Этого я не обещал.
— Обещай. Насколько я понимаю, мои сведения — единственное, что может спасти тебя от Тауэра. Так это или нет?
Он скрипнул зубами.
— Я полагаю, что Хопкинс затевает какой-то заговор. Если я сумею его раскрыть, моё положение, по всей вероятности, в самом деле упрочится.
— Ну так как? У меня имеются ценные сведения. Они тебя не разочаруют.
— Ладно… — произнёс он почти неслышно. — Если только сведения действительно ценные.
— Ценные-ценные, не сомневайся. Можно даже сказать, бесценные. Разумное соглашение, прямо как в добрые старые времена. Знаешь, Мэндрейк, — задумчиво сказала львица, — насколько же проще было с тобой, когда ты был маленьким! Тогда ты был куда разумнее.
Он угрюмо уставился себе под ноги.
— Мне это уже говорили. Ну, выкладывай!
— Ладно.
Львица сцепила лапы вместе, хрустнула костяшками и начала:
— Я следовал за Дженкинсом по всему Лондону. В его планах задействована целая сеть волшебников. Всего семь человек, чем-то похожих на него самого: слабосильные, озлобленные, низкого уровня — короче, такому могущественному магу, как ты, их бояться нечего.
— Можешь ли ты назвать их имена? — Он слушал внимательно, жадно вбирая каждое слово.
— Уизерс и Берк. Да, мне эти имена тоже ничего не говорят. А вот Лайма ты должен помнить.
Глаза у Мэндрейка широко распахнулись.
— Руфус Лайм? Приятель Лавлейса? Да, это куда интереснее! Так он всё ещё?..
— Ага. И все так же похож на рыбу. Судя по всему, он только что вернулся из Парижа.
— А как насчёт их планов? Ты узнал хоть какие-нибудь детали?
— Откровенно говоря, ничего конкретного. Однако, что бы они ни затевали, все они заняты тем, что подбирают себе для этого демонов. Так ведь они волшебники — чем им ещё заниматься, как не этим? Много говорили о верёвках и цепях. Да, и ещё о фургонах.
Он наморщил нос.
— О фургонах?
— Представь себе. И ещё упоминали о каком-то эксперименте. Требовали доказательств, что эксперимент прошёл успешно. О чём речь — понятия не имею.
Я почесал себе ухо.
— Что ещё? Ах да. Дженкинс сказал, что их должно быть семеро, «по одному на каждое кресло».
Мэндрейк хмыкнул.
— Совет. Нас в Совете семеро. Они замышляют мятеж.
— Как обычно.
— Ладно, это любопытно, но подробностей маловато.
Мэндрейк вопросительно взглянул на меня.
— И ты рассчитывал, что я отпущу тебя за это?
— Ну, не только за это. Дженкинс посещал не только нескольких отчаянных
— С кем же?
— Ну, угадай же! Ой, какой ты всё-таки нудный! Ладно, так и быть, я тебе подскажу. Борода… Правильно, молодчина!
— Я же ничего не сказал.
— Нет, но я вижу, что ты угадал правильно, по тому, какого цвета ты сделался [63] . Да-да, этот наёмник снова в городе, и брови у него ещё гуще, чем ты помнишь. Проявив неслыханную хитрость и отвагу, я прицепился к его семимильным сапогам и последовал за ним в парк, где он встретился с человеком, который, по всей видимости, и был тем самым неуловимым Хопкинсом. Нет, я не слышал ни слова из того, о чём они говорили. В этот самый момент меня заметили джинны. Остальное ты знаешь. Я растерял половину своей сущности оттуда до Ричмонда.
63
Если вам интересно — такого занятного желтовато-белого оттенка. Вроде манной каши, я бы сказал.
— Это все замечательно, — поморщился Мэндрейк, — но мне-то в этом что толку? Мне тут совершенно не на что опереться! Если я хочу пережить завтрашний суд, мне требуется что-то посерьёзнее! Хопкинс! Всё дело в Хопкинсе. Можешь ли ты его описать?
Львица почесала себе нос.
— Забавно… Ты знаешь, описать его сложно. У него такая внешность неброская… Разве что, может быть, слегка сутулый; лицо обыкновенное, небрит… Волосы бесцветные… Хм… Чего это ты за голову схватился?
Он уставился в потолок:
— А-а-а! Это безнадежно! Не надо было давать тебе этого поручения! Аскобол и тот бы лучше справился!
Это меня уязвило.
— Ах вот как? Думаешь, Аскобол сумел бы выяснить и то, где Хопкинс живёт, а?
— Что?!
— Он дал бы тебе точный адрес, да? Как сейчас вижу: огромный неуклюжий циклоп в очках и шляпе подкрадывается к Дженкинсу и наёмнику в кафе, заказывает себе чашечку кофе, пытается подслушать… И всё это совершенно неприметно!
— Ладно, забудь об этом. Так ты знаешь, где живёт Хопкинс? И где же?
— В отеле «Амбассадор», — сказал я. — Вот так-то. Всего лишь пустячок, который я успел подхватить, пока меня ещё не загоняли до последней ложки [64] моей жизни. Ну а теперь я… Эй, погоди! Ты что делаешь?
Волшебник внезапно оживился. Он обернулся к прочим пентаклям, начертанным на полу, прокашлялся, протёр усталые, покрасневшие глаза.
— У меня всего один шанс, Бартимеус, — сказал он. — Один-единственный шанс, и я его не упущу. Завтра мои враги повергнут меня, если я не смогу предъявить им чего-то осязаемого. А что может быть более осязаемым, чем мистер Хопкинс, связанный по рукам и ногам?
64
Технический термин; единица измерения сущности.