Врата рая
Шрифт:
Она указала на Мими, вынимая меч.
— Это не моя сестра! Она предательница! Аперио Орис! — Закричал Венатор. — Покажи себя!
Маска соскользнула и Мими стояла посреди комнаты. Ее длинные блестящие волосы цвета платины волной падали на плечи. На лице — ухмылка.
— Она работает на Серебряную Кровь! Она больше не наш Регент, — кричал Дэминг.
Мими оказалсь в ловушке. Венаторы окружили ее, прежде чем она смогла обнажить свой меч. Она посмотрела на их лица, и увидела глубокую ненависть и страх. Они убьют ее. Медленно. И будут
Сейчас был момент истины. Посмотрев на Кингсли, она ждала и ждала, чтобы увидеть, понял ли он, увидел ли ее «битву». Шарадами, хитростью, обманом она отчаянно пыталась спасти свою любовь и свой Ковен.
Его голубые глаз казались ледяными, и она знала, что потеряла его, наконец. Он отказался от надежды. Ее план работал.
Он верил, что она была лгуньей.
Он верил в ложь.
Она не знала, радоваться или отчаиваться.
— Схватить её, — сказал он.
СОРОК ОДИН
Томазия (Флоренция, 1452)
Она была принцессой, попавшей в замок. Андреас приказал ей спать оставшуюся часть беременности. И все это время она была одна, не считая Венаторов, назначенных для ее защиты лояльным Беларамином. Когда Андреас посещал ее, что было редкостью, Томазия пыталась поговорить с ним, чтобы понять — угрожает ли он ее будущему ребенку, но он не хотел это обсуждать. Вместо этого он настоял, чтобы она отдыхала — в своей камере. Она попросила глины, ведь если она будет работать, может тогда ей не будет так одиноко. Он смягчился, и она проводила дни поглощенная своей работой, в то время как Андреас отправился на охоту со своим новым напарником, Людививо Аросто.
Людививо, один из конклава, в прошлом был для Томазии почти отцом. Но в этом цикле она встречалась с ним только раз или два, прежде чем Андреас, по существу, запер ее в одиночестве. Она помнила только тонкого, белокурого юношу, которому, казалось, лучше подходит жизнь ученого, чем жизнь убийцы Серебряной Крови. Но когда Андреас приходил в гости, он рассказывал о своих с Людививо многочисленных успехах, это почти заставило Томазию завидовать им, когда она пыталась представить, как бы преследовала Серебряную кровь с ее нынешним обхватом.
— Ты делаешь потрясающие успехи в скульптуре, — сказал Андреас, изучая таблицы, которые она выложила. Это был самый сложный кусок, из всех, что она когда — либо делала. Три фигуры, окружающие Врата: одна из них, женщина, лежала на земле, две других, мужчины, стояли над ней, лицом друг к другу. Она еще не приступала к работе над каким — либо лицом. Это были скульптуры из памяти, и эти воспоминания становились все тяжелее и тяжелее.
Разве Андреас не помнит? Подумала она. Неужели он не видит, что я создала, что пришло мне на ум? Или он так зациклен на сокрытии от меня планов на моего ребенка, что предпочитает игнорировать это? Она была уверена, что он строил планы. У него не было оснований полагать, что
— Что ты будешь делать с остальными? С другими демонорожденными детьми? — Спросила она однажды днем. — Ты не должен убивать Нефилимов. Они не заслуживают такой участи.
Андреас сказал ей не беспокоиться, потому что он обучил Петрувианских священников заботиться о них.
— Мой ребенок невиновен, — сказала она. — Ему не должен быть причинен вред.
— Все твое — мое, — обещал Андреас. — Но, возможно, ты должна убрать свою работу и вернуться к ней, когда оправишься от родовых болей, — сказал он, осматривая скульптуру более внимательно.
Томи посмотрела на свою незавершенную работу и подумала о многих жертвах, совершенных Андреасом для того чтобы они возродились к этой жизни, здесь, во Флоренции. Возможно, он был прав. Может быть, эта жертва необходима, чтобы очистить ее сознание.
Андреас вышел из комнаты, и она слышала, как он говорил вполголоса с Людививо, который ждал за дверью.
— Все произойдет скоро. И она не должна будет знать, — говорил Андреас — не должна будет помнить, что Джо — это Люцифер, в человеческой форме.
Неужели они думают, что она не знала о том, что она сделала?
Неужели они думают, что она не слышала их?
— Мы сотрем ей память о ребенке, — сказал Людививо. — Она не будет знать, что у нее был ребенок, не говоря уже, что ее забрали.
— Ребенок должен умереть, — сказал Андреас. — Быстрее, чем Люциферу станет известно, что он появился.
— Тебе не нужно беспокоиться, — сказал Людививо. — Я обо всем позабочусь. Патрицио увидят ее.
Томи была права, они планировали убить ее ребенка. Она чувствовала ярость растущую внутри нее. Она не позволит этому случиться!
Попытавшись сесть в постели, она обнаружила, что слишком слаба даже чтобы пошевелиться. Что это было? Она поняла: она в ловушке, заговоренная, прикованная к кровати.
Андреас вернулся в комнату и поцеловал ее в лоб:
— Спокойной ночи, любовь моя. Скоро это все закончится.
Единственным другим посетителям тюрьмы был ее друг колдун, хранителя хронометристов.
— Ты должен мне помочь, — сказала она, — Я боюсь за моего ребенка. Андреас не позволит ей жить.
Колдун не стал спорить. Скандинавы должны были быть нейтральными в стычках потерянных детей Всевышнего, но он любил Томи и был большим поклонником ее творчества.
— Я присмотрю за ним и помогу тебе. Я украду тебя сегодня вечером, а пока я должен подготовиться.
— Обещай мне, — сказала она, сжимая его руку.
— Я не подведу тебя, друг мой.
Но в ту ночь было слишком поздно. Прошло совсем немного времени после того, как колдун оставил ее, и начались схватки. Сначала они были слабыми, и Томи старалась их игнорировать. Но когда они стали более сильными и частыми, она позвала акушерку.
— Помоги мне, — сказала она. — Позови моего друга.