Врата Рима

Иггульден Конн

— Чего я не понимаю, — пробормотал он Пеппису, точившему мечи об изношенный точильный камень, — так это почему нас пустили в форт. Один раз они его уже взяли, и наверняка с потерями. Почему же они не убили нас на тропе?

Пеппис пожал плечами:

— Дикари, господин! Может, им нравится делать самим себе труднее. Или они хотят поиздеваться над нами. Перит говорит, если мы к утру не вернемся, за нами завтра же вечером вышлют подмогу или даже раньше. Только вряд ли синекожие будут столько ждать.

— Нет, мы должны продержаться хотя бы день. У них, конечно, численный перевес, но и

все на этом. Правда, один раз они и вправду форт взяли.

Где-то в темноте завели ритмичную песню, и Марк замолчал. Если присмотреться, он мог различить на фоне костров силуэты пляшущих фигур.

— Кому-то веселье, — пробормотал он.

Его рот заполнился слюной. Колодец форта отравлен разлагающимися трупами, все съедобное вынесли дикари. По правде говоря, если через день-два не придет подкрепление, жажда довершит дело за синекожих. Возможно, этого они и добиваются: чтобы у римлян пересохли глотки под палящим солнцем. Вот и поверишь во все страшные истории. Сегодня вечером солдаты их снова друг другу перескажут.

Пеппис выглянул из-за стены в темноту и фыркнул со смесью возмущения и удивления:

— Там один мочится, прямо на стену под нами!

— Осторожнее! Не высовывайся и не поднимай голову, — ответил Марк и прильнул к грубому камню, стараясь выглянуть из-за стены и в то же время не оказаться на виду.

Под ними действительно стоял, пошатываясь, синекожий. Он с ухмылкой поливал форт дугообразными струйками темной мочи. Дикарь уловил движение сверху, отскочил в сторону и помахал Марку с Пепписом — сначала свободной рукой, а потом тем, что держал во второй.

— По-моему, он немного перепил, — прошептал Марк и невольно улыбнулся.

Тот обернул вокруг тела раздувшийся мех с вином и присосался к отверстию, проливая больше, чем попадало в рот. С третьей попытки синекожий неловко закрыл мех пробкой и начал жестикулировать и что-то кричать римлянам на своем тарабарском наречии.

Устав ждать ответа, он шагнул вперед и свалился лицом вниз.

Марк и Пеппис смотрели на неподвижного дикаря.

— Он не мертвый. Я вижу, у него поднимается грудь. Наверное, напился в дым, — прошептал Пеппис. — Ловушка, точно! Все говорят, что эти синекожие хитрющие.

— Может, и ловушка. Но других вокруг не видно, а с одним я справлюсь. А вот вино нам бы не помешало. Особенно мне, — ответил Марк. — Я спускаюсь. Принеси мне веревку. Я успею слезть со стены и подняться обратно, пока они доберутся сюда.

Пеппис убежал выполнять поручение, а Марк принялся рассматривать беззащитную фигуру пьяного и землю вокруг. Затея рискованная… Марк сардонически усмехнулся: им всем придет конец ночью или на рассвете, так какое это имеет значение? Сразу стало легче. Уверенность в скорой смерти подействовала на юношу чуть ли не успокаивающе. Он хотя бы успеет выпить. Винный мех такой полный, что каждому достанется почти по целой чаше.

Пеппис закрепил свой конец веревки и бросил остальное вниз. Веревка размоталась и тихо упала вниз с двадцатифутовой стены. Марк проверил, плотно ли сидит в ножнах меч, и взъерошил мальчику волосы.

— Скоро увидимся, — прошептал он, перекинув ногу через парапет и исчезая в темноте.

Было так темно, что Пеппис с трудом видел, как Марк

ползет к неподвижной фигуре, обнажив гладий.

Марк почуял, что что-то неладно, и упрямо сжал челюсти. Все равно теперь не избежать ловушки. Он потрогал ногой пьяного синекожего и даже не удивился, когда тот резко вскочил. Марк вырезал ему горло раньше, чем его лицо успело принять торжествующее выражение. С земли с мечами в руках поднялись еще два синих человека. Именно об их присутствии говорила Марку «чуйка»: они спрятались в неглубоких ямах и много часов пролежали там без всякого движения, проявив почти нечеловеческую выдержку. Скорее всего, они спрятались еще до прихода римского каравана, подумал Марк и перешел в нападение. Дикари оказались настоящими воинами.

Их оказалось всего трое — юноши, которым не терпелось повысить свой статус или убить первого врага. От первого же удара Марка раздался громкий звон металла о металл, и римлянин поморщился: прибегут новые. Нужно убираться, пока сюда не сбежалась вся синекожая армия.

Лезвие Марка проскользнуло вдоль запыленного меча одного из воинов и ударилось о грубую бронзовую гарду. Тот издевательски улыбнулся; тогда Марк стукнул его кулаком второй руки в живот, отдернул меч и сделал новый, более успешный выпад. Противник согнулся вдвое от неожиданной боли и упал на землю, проливая кровь из шейных артерий.

Третий оказался менее умелым бойцом, чем его спутник, но Марк услышал крики и понял, что его время на исходе. От спешки он стал небрежнее и поздно уклонился от удара. Неистовый взмах меча задел за ухо и прошелся по волосам.

Марк плавно шагнул влево и сбоку ударил мечом в сердце, пронзив выкрашенные в синее ребра. Воин с булькающим криком упал, и до Марка донеслось шлепанье бегущих ног, которое он слишком хорошо запомнил во время бега к форту. К веревке он уже не успевал, поэтому повернулся, отвязал мех от первого трупа, вытащил затычку и сделал глубокий глоток. Ночь вокруг Марка заполнилась мечами и синими тенями.

Дикари столпились вокруг него с мечами наготове; их глаза ярко блестели даже в темноте. Марк приспустил мех на бедро и высоко поднял гладий. Дикари не двинулись; он понял, что они смотрят на тела. После долгого молчания один из них, высокий, лысый и синий, с длинным узорчатым мечом, выступил вперед.

Воин указал куда-то далеко, потом на Марка. Потом покачал головой и указал на форт. Кто-то презрительно засмеялся, но воин резким жестом его оборвал. Он бесстрашно подошел к Марку и направил меч ему в горло. Второй рукой указал на костры и снова на молодого римлянина. Марк чувствовал, что синекожие обступают его все плотнее.

— Ладно, хотите зажарить меня на костре — пожалуйста, — произнес он, сам указывая на костры.

Высокий синий воин кивнул. Не сводя глаз с Марка, он дал краткий приказ, и другой воин положил руку на меч Марка и осторожно забрал его.

— А, зажарить на костре без оружия — теперь понял! — продолжал Марк.

Он заставлял себя говорить вежливо, хотя знал, что его не понимают. Потом он улыбнулся, и ему улыбнулись в ответ.

Форт остался в темноте позади. Когда Марк оглянулся, на фоне неба маячила голова Пепписа. А может, то была игра его воображения.