Врата трех миров
Шрифт:
– Возможно, именно Запрещенными Искусами занимался в Каркароне Базунец, – предположил Шанд.
– Возможно, что так. Все эти эксперименты были запрещены несколько тысячелетий тому назад, еще до того, как Непреодолимая Преграда запечатала Сантенар. Правда, не все подчинялись этому эдикту.
– А почему же ты использовал Запрещенные Искусы?
– Совет, и в особенности Мендарк, горели желанием избавить мир от Рулька, – ответил Иггур. – Они считали, что Запрещенные Искусы – единственный способ поймать
Лошадь Иггура обошла огромную яму на дороге, наполненную грязью. Впрочем, это помогло лишь отчасти. Вскоре они вместе с лошадьми были с головы до ног забрызганы желтой грязью.
– Но ведь Искусы окончились неудачей, – заметил Шанд, сделав глоток из своей фляжки с водой.
– Мужество оставило Совет в самый критический момент, и Мендарк бросил меня, вместо того чтобы поддержать. Рульк завладел моим разумом и, хотя позже его заточили в Ночной Стране, всю вину за неудачный ход событий свалили на меня и оставили меня умирать в одиночестве.
– Но ты не умер!
– Нет. Но меня свели с ума. Я бы отдал что угодно, лишь бы узнать, что тогда произошло на самом деле, но абсолютно ничего не помню. Сто лет просто выпали из памяти! Однажды утром я вылез из меховых шкур, огляделся и словно прозрел. Утренний свет показал все уродство и убожество моего существования – сто лет скотской жизни. От шкур, необработанных, полных вшей и блох, омерзительно воняло, да и от меня пахло не лучше. В пещере валялись кости и кусочки меха. Последнее, что я помнил до этого ужаса, – это что я был молодым и сильным. Красивым и блистательным. Я мог получить все, чего бы ни пожелал.
Они продолжили путь в молчании и ехали так все утро. Каждый был погружен в свои воспоминания.
– Эта деревня называется Спинкт.
Голос Шанда не сразу оторвал Иггура от его размышлений. Последний рассматривал домики, крытые соломой, которые были беспорядочно разбросаны справа и слева от дороги. У них был ухоженный вид, и кое-где в садиках из-под снега уже весело выглядывали зимние крокусы, желтые, как масло.
Седовласая старушка, стоявшая на крылечке, улыбнулась путникам беззубой улыбкой. На плече у нее сидел красно-синий попугай.
– Посмотри на этого урода! Посмотри на этого урода! – проверещала птица, когда они проезжали мимо.
– Это он о тебе! – хором сказали Шанд и Иггур и расхохотались.
– Отсюда мы можем ехать двумя путями, – заметил Шанд, когда они добрались до перекрестка. – Эта дорога более прямая, но она проходит через несколько больших городов. А та, что ведет налево, длиннее, зато проходит только мимо деревушек.
– Давай поедем обходным путем. Так меньше шансов, что меня узнают. – Иггур снова погрузился в свои думы,
– Мне бы хотелось услышать остальную часть твоей истории, если только ты не против.
– Почему бы и нет? Несомненно, в ней есть параллели и с твоей жизнью. – Иггур отвернулся. Некоторое время они ехали, не произнося ни слова. Наконец он вздохнул и заговорил: – Так на чем я остановился? Да… Я даже не знал, где нахожусь, понимал только, что это было далеко от Альцифера, где против Рулька в тот раз проводились Запрещенные Искусы. Должно быть, в своем безумии я бежал много месяцев. – И снова долгая пауза.
– Вообрази, как я себя чувствовал в то утро. Мне хотелось бегать и кричать, вновь ощутив в себе молодость, но на самом деле я был несчастным инвалидом. Было больно ходить и даже говорить, да и сейчас еще бывает. Я совсем не тот, что прежде.
Сбросив шкуры, я бросился в речку и смыл с себя грязь. Подстриг волосы, бороду и ногти. Надо было начинать новую жизнь. Я не собирался наниматься на работу, поскольку слишком привык к одиночеству. Мне хотелось странствовать, увидеть руины былых цивилизаций Сантенара и выяснить, кто я теперь.
Мне нужны были одежда, еда, деньги. Все это я мог бы получить немедленно – стоило только применить свою магическую силу – она уменьшилась, но не исчезла. Таким образом я мог бы даже разбогатеть. Однако мне этого не хотелось: ведь Тайное Искусство однажды уже подвело меня.
Теперь Иггур и Шанд взбирались по крутому склону холма, их лошади увязали в грязи, и они решили спешиться.
– Так что же ты сделал?
– Я стал бродячим лудильщиком. У меня всегда были хорошие руки. Я чинил горшки, стулья, окна, тележки – все, что приходилось. Честно зарабатывая на жизнь, я исходил весь Лауралин. Так я прожил несколько столетий – долголетие мага не было у меня отнято.
Дорога превратилась в узкую тропу. Добравшись до вершины холма, они увидели, что впереди тропинка петляет по лугу, покрытому жесткой серой травой, давно высохшей. Слева протекала речушка. Прямо перед ними, у дороги, стоял разрушенный домик, вернее то, что от него осталось: труба, угол из двух стен и разбросанные камни. За домом виднелось старое фруктовое дерево, скрюченное и почти сгнившее. Одна ветка торчала вверх, и на ней было несколько желтых листьев. С этой ветки свисали две веревки – все, что осталось от детских качелей.
– Какое печальное место, – сказал Шанд. Эти развалины напомнили ему его собственную жизнь.
Они снова вскочили на коней, но Иггур не стал продолжать свой рассказ. Он думал о том же, что и Шанд. Как все будет, когда они найдут Магрету? Как она встретит их? Иггур ощущал тревогу. Если бы она еще любила его, то, конечно, попыталась бы связаться с ним.
– Как ты нашел Зеркало, Иггур?
– Лет двадцать назад до меня стали доходить слухи о нем.
– Так что же положило конец твоей жизни лудильщика?