Врата в Сатурн
Шрифт:
Леднёв с головой ушёл в свои исследования, и Юлька сутками пропадает в его лаборатории. Кот Даська окончательно отошёл от потрясений, расхаживает по станции с важными видом и, кажется, ни на йоту сомневается в своём праве проникнуть в любой момент в любое помещение. Запирать или препятствовать иным способом бессмысленно — прав старина Пратчетт, настоящий кот обладает способностью проникать куда угодно, словно через подпространство без всяких там «батутов» и «червоточин». Даська — самый, что ни на есть, настоящий кот, и владеет эти искусством в совершенстве.
И,
III
— Лёш, а почему выбрали именно Титан? — спросил Дима. Мы сидели в «бомбовом погребе» — так на «Заре» прозвали отсек, предназначенный для хранения и запуска исследовательских бомбозондов — ещё один термин, позаимствованный из научно-фантастической литературы. Вернее, не сидели, а свободно парили в воздухе возле стен, заставленных стеллажами. Похожие на тяжёлые снаряды бомбозонды высовывали из их ячеек свои тупые головки, украшенные разноцветными полосками. Точь в точь, как в артиллерийском погребе военного корабля — из-за чего, собственно, отсек и получил своё прозвище.
— Благодари учёных. — отозвался я. — Это они убедили Волынова и Леонова предпринять этот рейд, и даже ухитрились продавить решение через ИКИ — Институт Космических Исследований — на Земле. В результате 'Заря третьи сутки кружила вокруг Титана по орбите на высоте примерно двухсот километров.
— Я бы тоже предпочёл слетать хоть к Кольцам, но кто меня спрашивал? А планетологи, что наши, с Лагранжа', что земные, дождаться не могут, когда можно будет поближе рассмотреть поверхность именно Титана. Они давно выдвинули гипотезу, что там есть океаны, и не условные, вроде лунных, а самые настоящие — правда, не водяные, а из метана, этана и других жидких углеводородов. Там и атмосфера есть, сам можешь увидеть, в телескоп. Солидная такая атмосфера, не то что жиденький слой углекислоты на Марсе — в ней плавают облака, из который проливаются на поверхность углеводородные дожди и идёт снег. Давление на поверхности раза в полтора раза превосходит земное, а ускорение свободного падения мало отличается от того, что испытывает на себе человек, оказавшийся на Луне. Как же тут не заинтересоваться, сам подумай!
— Они что, надеются найти там жизнь? — подумав, спросил Дима.
Я покачал головой.
— Вряд ли. Это, скорее, к Европе, но она далеко, в системе Юпитера. А в углеводородном океане — какая может быть жизнь?
Всё равно жаль, что выбрали Титан. — упрямо повторил мой собеседник. — Мы ведь даже спуститься туда не сможем!
— Верно, не сможем. — согласился я. — Наши «омары» для полётов в такой плотной атмосфере категорически не пригодны. Возможно, подошёл бы присланный с земли лихтер, но он остался на орбите Энцелада. Так что, покружим на орбите ещё пару дней, пошвыряемся бомбозондами, снизимся немного, чтобы взять пробы из верхних
Интерес, проявленный нашим бывшим вожатым к изучению Титана, искренне меня радовал. Он, правда, не мог заняться прямым своим делом, пилотированием буксировщиков и вакуум сваркой — зато нашёл своё место здесь, в «снарядном погребе». Врач «Зари», которую «юниоры» хором убеждали допустить Диму, несмотря на достаточно болезненное его состояние, к участию в экспедиции, согласилась, но при условии: он будет проводить вне зоны гравитации не больше трёх, максимум четырёх часов в сутки. Разумеется, запрет пропал втуне: Дима сутки напролёт торчалв «погребе», перетирая промасленной тряпочкой бомбозонды и снаряжая им особые обоймы, по три штуки в каждую. Обоймы эти требовалось вставлять по в приёмник на затворной раме пусковой установки.
Это устройство, занимавшее всю центральную часть «погреба», чрезвычайно напоминало автоматический миномёт «Василёк», только увеличенный раза в два с половиной. Разрабатывалось оно для изучения атмосфер планет-гигантов, и я сильно подозревал, что конструкторы (судя по шильдику на затворной раме, сотрудники одного из тульских КБ) тоже читали"Путь на Амальтею'. Как и в повести братьев Стругацких бомбозонды, начинённый веществом, дающим вспышку в определённом диапазоне видимого спектра, взрываются в атмосфере на определённой высоте (или глубине, это уж как посмотреть), а установленные на корабле приборы фиксируют спектр возникшего при взрыве излучения, что даёт возможность при помощи спектрального анализа определять состав атмосферы.
Выстреливали бомбозонды по сигналу с мостика, по одному или серией в три штуки. В «погребе» не было иллюминаторов, только перископ, через который можно было при некотором везении наблюдать их вспышки в атмосфере Титана. Мы с Димой занимались этим третьи сутки подряд, и я чувствовал себя комендором на каком-нибудь броненосце времён Порт-Артура и Цусимы. Или, скажем, фейерверкером — бог знает, как они там назывались…
Интерком ожил.
— Погреб, приготовиться! Три красных, очередью!
Дима вытащил из стеллажа снаряженную обойму. Колпачки на бомбозондах были красные — цвет означал тип взрывчатой начинки и, соответственно, определённый спектр вспышки. Всего их было семь, по цветам радуги, но красный отчего-то использовался чаще других.
Я рванул на себя рукоять затвора; Дима сорвал с головок защитные колпачки, вставил обойму в приёмник и ударил кулаком по верхнему бомбозонду. Обойма со звонким щелчком встала на место. Он покачал её обеими руками — люфта нет, порядок! — и махнул мне в знак готовности.
Я с натугой, обеими руками толкнул рукоять вперёд. Затвор с лязгом накатился на казённик. Я покосился на панель — там угольком тлела красная лампочка. Всё правильно: бомбозонд в казённике, заслонка открыта, в стволе пускателя вакуум.
— К стрельбе готов! — отрапортовал я и поспешно приник к нарамнику перископа.
— Пли! — мужественно скомандовал с мостика планетолог, и Дима, сморщившись, дёрнул красную рубчатую рукоятку спуска.
Ду-ду-дут!
Грохот выстрелов заглушил лязг откатного механизма, и спустя несколько секунд, три бомбозонда один за другим лопнули в атмосфере Титана. Расстояние было небольшим, километров тридцать, и вспышки были хорошо заметны — ярко белые, вопреки цвету колпачков,