Врата Валгаллы
Шрифт:
– Я бы тебя вообще в эскадрилью не взял, – жестко сказал Рубен. – Пока ты показываешь этот результат, в первом звене – три пилота. Вот что я тебе скажу: время в тактическом центре расписано между эскадрильями. Но некоторые... особенно крутые... пренебрегают занятиями. Так вот: есть там свободная кабина – в ней сидишь ты. Каждый день я тебя проверяю, пока не увижу, что гарантированно держишься на хвосте. В бою я на тебя оглядываться не стану. Без причины вышел из боя – отвечаешь. Отправить тебя вниз я не могу, даже если ты выразишь встречное желание. Разве что договоришься перейти в другую эскадрилью. Или я обменяю тебя на другого пилота по прибытии резерва. Но тогда ты не будешь знать, с кем летать придется. Тебе это надо?
– Нет... командир, съер. В другой эскадрилье
Да уж, вам с Гроссом друг дружки не пожелаешь. Вдобавок и ощущение от самого себя осталось мерзковатое. Что ж, комэск, никто не обещал, что будет легко.
Спортзал палубы Н оправдывал ожидания и превосходил их. На нем не экономили. Тут имелся в наличии даже угол для борьбы в невесомости, где обычно отрабатывала навыки группа палубной пехоты. Сочетание мордобоя, самбо и сложного пространственного ориентирования представлялось совершенно бессмысленным для пилотов одноместных истребителей, однако среди однокурсников Рубену довольно часто попадались фанатики именно этого вида спорта.
Сейчас ему, в сущности, было все равно. Он притащил сюда Шельм, чтобы выгнать алкоголь и отчасти – чтобы свести к минимуму риск внезапной проверки вышестоящим начальством. Едва ли кто догадается лепить пластырь на руку офицеру, увлеченно скачущему по рингу в боксерских перчатках. А некоторая неуверенность в движениях вполне списывается на пропущенные удары.
На ринг отправились братишки Риккены, в спарринге производившее впечатление чудика, боксирующего с отражением в зеркале, и Йодль с Шервудом. Первый, приземистый и некрасивый малый, явно оказался твердым орешком. Ренн, зацепившись носками за «шведскую стенку», монотонно, с закрытыми глазами, качал пресс. Трине уже дважды бросил Содда через бедро, и сейчас приятели громко выясняли, кто из них не имеет понятия о правилах греко-римской борьбы. Вале встал на голову. При виде его мускулатуры Рубену захотелось отменить свое распоряжение насчет тактического центра, и на все свободное личное время определить того в спортзал. Ну не должен офицер так выглядеть! Бента Вангелис крутился на разновысоких брусьях, Сандро Кампана, смуглый, с проколотым ухом, оседлав гимнастического «коня», махал ногами, точно циркулем. Каждый подобрал уровень гравитации себе по вкусу. Дален повис па кольцах, искупая неумение энтузиазмом. Эээ... я и сам хотел, ну да ладно. Стоило бы дать Магне пару советов... но не сейчас. Убедившись, что Шельмы заняты и, мало того, представляют собой картинку, отрадную для командирского ока любого ранга, Рубен выставил на тренировочном поясе персонал-грава излюбленные 1,2 и подпрыгнул, ухватившись за перекладину. Закрытые глаза и «ракушка», откуда прямо в ухо наливался хорал Домского собора, неуклонно возносящий в небеса, отсекли его от стальной резонирующей коробки зала, словно комэск опустил блистер машины и пока еще не включил связь. Пет никакой эскадрильи. Наедине с собой, и только бог задумчиво – а может, иронично? – наблюдает со стороны.
Музыка задавала ритм сердцу и сокращениям мышц, а также – строй мыслям.
«Мама, что такое бог?»
«Бог, – ответил отец, как всегда приходя на помощь по одному растерянному взгляду Адретт, – это нечто вроде тральщика, сын. Он вытаскивает из гиперпространства твою бестелесную душу».
Штатный офицер-психоаналитик «Фреки», переступивший порог кабинета Тремонта, выглядел ухоженным и подтянутым, но ни командиру летной части, ни начальнику кадровой службы и в голову не пришло бы применить к нему определение «платоновской идеи офицера». Белокурая бородка свидетельствовала, что у Клайва Эйнара Синклера достаточно времени на ее содержание. Обычная утренняя процедура подразумевала пригоршню депилятора, небрежно размазанную по физиономии. Дураков среди тех, кого в любой момент могли поднять по боевой тревоге, не было. Чесать колющуюся щетину под респиратором, а паче того – внутри герметичного шлема совершенно невозможно, точно так же, как невозможно эту чесотку игнорировать. Впрочем, лично Синклера не касалась
– Я признаю наличие проблемы, – заявил Синклер, садясь перед Тремонтом. – И раз уж мы не в состоянии отпустить пилотов вниз, к семьям, предлагаю решать ее медикаментозно. С течением времени агрессивность будет только нарастать.
– Ожидается, что в самом скором времени агрессивность найдет естественный выход, – буркнул Тремонт. – Мне нужны злые летуны, а не индифферентные... пофигисты-импотенты,
– Помилуйте, полковник, кто тут говорит об импотенции? Всего лишь временное понижение уровня тестостерона. Естественный гормональный фон восстанавливается по окончании приема препарата.
– Угу. Так написано на упаковке.
– А что, – вмешался Краун, – брома в консервах уже недостаточно?
– Нет в «Сэхримнире» никакого брома. Медицинский анализ крови не показывает наличия посторонних примесей.
Сдержанное недоверие на лицах обоих офицеров ничуть не смутило Синклера.
– А кроме того, разве приближенная к императору верхушка допустила бы бесконтрольное и массовое применение медпрепарата? Учитывая, что их сыновья служат поголовно?
Тремонт и Краун непроизвольно переглянулись.
– К тому же я, разумеется, не могу одобрить применение унифицированных норм к разным физическим кондициям. То, чего тот же Гросс даже не заметит, на пареньке ростом метр семьдесят действительно скажется самым фатальным образом.
– Что вы предлагаете?
– Таблетки.
– Клайв Эйнар, – осторожно сказал Краун. – Не сочтите за оскорбление, но нам действительно крайне важно найти адекватное решение... проблемы. Могли бы вы ответить искренне на интимный вопрос? Клянусь офицерской честью, дальше нас информация не уйдет. Вы сами... принимали когда-нибудь подобные препараты?
– А как же, – ответствовал Синклер, настолько невозмутимо, что оба командира почувствовали себя весьма неловко.
– И... как ваше самочувствие?
– Вполне, знаете ли, – голубые глаза Синклера были сама безмятежность. – Никаких неудобств. В любой момент я готов исполнять служебные обязанности.
Тремонт поморщился, как будто откровенно предпочитал «некоторые неудобства» полному спокойствию собственной мужской натуры.
– А как давать? – Это Краун. – Пилоты откажутся принимать... это. Голову кладу. Причем именно те, кому сильнее надо.
– Включить гормональный тест в программу еженедельного медицинского обследования и соответственно нивелировать. Тут же, не выходя из медотсека. С доктором не спорят.
– Винсент?
– Я вообще против. Есть спортзал.
– И при наличии спортзала – есть Гросс и иже с ним, – подчеркнул Синклер. – Вы – командование, стало быть, имеете право регулировать быт базы приказным порядком. В ближайшие дни на базе будет пятнадцать тысяч молодых мужчин. Отнюдь не все они – образцы высокой индивидуальной культуры. Станете уповать на «естественный выход агрессивности половозрелых самцов», получите еще полдесятка травм, которые выведут из строя ваших «злых летунов». Причем не факт, что самых бесперспективных. Я вообще удивляюсь, что у вас до сих нор не дошло до сексуального насилия. Пилоты еще туда-сюда, они заняты постоянно: тренажеры, лекции, зачеты, новая техника... А вот видели бы вы десантников! Этим практически нечего делать, только спортзал...
– Винсент, мы получим бунт на базе, если попытаемся провернуть этакую акцию принудительно.
– Принудительно – ни в коем случае, – хмуро согласился Тремонт. – Разве на младших командиров переложить?
– А физиологическая база стабилизируется от одного уважения, – хихикнул Синклер. – Господа, напомните, какая эскадрилья у вас самая проблемная? Не Кинжалы? Я просто вижу их комэска, послушно и по собственной инициативе запивающего колеса водичкой.
– Гроссу можно накачать эту штуку через капельницу – не вопрос. Стоит ли выходить с этой инициативой на вице-адмирала?