Враждебная тайга
Шрифт:
– Слыхал, - занюхивая хлебом, сказал Лагшин, - Мне Яшмемедов говорил, что они нашли жену капитана без головы.
Андреев поперхнулся:
– Как это?
– Говорит, что медведь заел.
– А он откуда знает?
– Ты же знаешь, что Яшмемедов – болтун, - наклонился к самому уху товарища, - Лично я не верю, что во всем виноват медведь. Между всеми чудесами, творящимися в последнее время, у нас есть какая-то связь, нехорошая связь.
– Какие «чудеса»? – удивился Андреев.
– Гибель жены капитана – это раз, - стал перечислять Лагшин, -
– Я тоже кое-что могу добавить, - пьяно похвастался Андреев, - Во-первых, наш капитан спит с Отеховой, за ними подглядывал Золотарев, потом рассказывал; во-вторых, странная болезнь нашего «старлея»…
– А что в ней странного?
– Жена говорит, что он тяжело болен, тогда почему его не везут в больницу? И потом, тяжело больные не разгуливают по ночам по тайге.
– Ты это про что?
– Прошлой ночью я пошел до ветру и уже возвращался, когда мимо меня прошел Орехов. Меня он не заметил, я стоял в тени, но мне он хорошо был виден – весь бледный, как мел, трясется, как с похмелья, походка шаркающая и глаза зелёные.
– Как ты их мог разглядеть, ведь ночь была?
– В том и дело, что даже во тьме разглядел.
– Ну ладно, а дальше?
– А дальше прошел он между складами и через забор – в тайгу.
– Зачем?
– Я откуда знаю?
– Может, чокнулся? – сам себя спросил Андреев.
– Всякое бывает, - рассуждал ефрейтор. – Поживи в такой глуши столько же времени, как он, еще и не так задуришь. Но все это неспроста, ох, неспроста!
Андреева уже окончательно развезло, а непонятный туман в голове и вовсе путал мысли, он хотел что-то сказать о произошедшем в избушке, но вместо этого произнес:
– А капитан наш ничего себе мужик!
– Да, - осоловело протянул Лагшин, - Ему палец в рот не клади, такую девочку себе нашел…
Где-то послышались тихие шаги, ефрейтор и Андреев замолчали, вжавшись в стену, но шаги прошаркали дальше. Оба разом облегченно вздохнули – попало бы им, если бы застукали!
– Фу, пронесло!.. – залепетал Андреев, но не договорил, туман, клубящийся в голове, окончательно прорвался наружу, и все поплыло перед глазами, а в ушах зазвенела непонятная музыка. Он едва успел прилечь, прежде чем сознание отключилось совсем. Спустя секунду, в таком беспамятстве рухнул и ефрейтор, настойка Натальи и самогон прапорщика сделали свое дело.
В/ч № 29 119. 23:58.
Часовым в ту ночь был рядовой Дугунский. Он всегда ненавидел эти ночные караулы, ненавидел эту часть, тайгу вокруг, своих командиров и сослуживцев, а заодно и всю службу.
Стоять на проржавелой вышке глубокой осенней ночью среди ветров и дождей, а часто и снегов, смотреть в непроглядную тьму или на небо, зная, что раньше утреннего развода ты никого не увидишь и не откроешь эти дурацкие ворота – это Дугунский ненавидел более всего.
Впрочем, он не очень печалился,
Вот и сегодня он, несмотря на пронизывающий холод, прислонясь к ограждению вышки, дремал, изредка просыпаясь и оглядываясь кругом. Дугунский не видел и не слышал, как старший лейтенант Отехов вышел из своего дома, посмотрел на небо, и твердо направился к выходу.
Он знал, что часовой спит, и потому шел, не таясь. Когда офицер поднимался по ступеням, звук его шагов заглушал ветер. Он вступил на вышку и тут же на небе показалась Луна, полная и низко висящая. От ее света, яркого и слепящего, проснулся Дугунский, мгновенно сообразив, что произошло.
– Я это, товарищ старший лейтенант, - начал он оправдываться, - Только на минуту… сморило меня…
Но Отехов продолжал молчать, его бледное лицо ничего не выражало.
– На минуту я… Больше этого не будет…
Отехов прищурил глаза и поднял к небу руки.
– Я здесь, о, великий!
– прохрипел он старческим голосом.
Дугунский непонимающе уставился на своего командира, а у того вдруг вспыхнули глаза, именно вспыхнули зелёным дьявольским светом. Дугунский попятился назад, инстинктивно снимая ремень автомата с плеча. Старший лейтенант захохотал сипло, старчески, как гнилая скрипящая половица.
Часовой уже снял предохранитель и направил дуло автомата на взбесившегося офицера, но тот махнул рукой, и Дугунский выронил оружие, будто оно жгло ему руки. Отехов одним прыжком очутился около часового, на лету выхватив нож и всадив его по самую рукоятку прямо в сердце.
Перепачканный в крови, убийца спустился вниз, очертил орудием преступления круг и сел на колени, что-то шепча. Ветер стих, а Луна уже почти касалась верхушек деревьев.
– Объяви свою волю! – закричал в ночь старший лейтенант. – Хочешь ли ты человеческой крови, много крови!?
Луну закрыли набежавшие тучи, а присмиренный ветер засвистел вновь.
– Я принимаю эти знаки как согласие, - прокричал старческим голосом Орехов.
Ветер утих, а Луна опять показалась на небе.
– Что ж, - воздел руки к Луне старший лейтенант, - Тогда приходи и бери эти жизни!
Он поднялся и подошел к воротам, недолго повозился с засовом и открыл их.
– Теперь твой час!
В открытые ворота влетел бешеный ветер, пожирая и подбрасывая сухие листья, траву, пыль, камни. Земля застонала, стон перешел в дрожь, а дрожь – а настоящее землетрясение. Разом брызгами мелкой крошки вылетели все стекла, открытые окна всасывали в себя потоки ветра, словно гигантские пылесосы.