Вредители
Шрифт:
— Ну... Она мне, наверное, немного рада. Амулет подарила, когда я... ну когда мы встретились. В щёку поцеловала, вот. Хотя у русских наверное, просто так принято.
— Ну вот, видишь. Ты ей нравишься, и это очень много. Дальше — я не вижу в тебе сумасшествия. Ты потрясён, напуган, влюблён по уши в человека, которого толком не знаешь — но это тоже нормально для твоего возраста. Ты же не встречался раньше с девушками, верно?
— И что же мне делать?
— Вот, хороший вопрос. Смотри. По-твоему, ей что-то угрожает. Так попытайся
— Спасибо вам, Нао-сенсей,— Кудзё стал женщину в объятиях и спрятал лицо в её груди, чтобы Танака не увидела слёз.
* * *
Дождь колотил по каменным шарам на школьных воротах N.
— Простите, простите,— Кудзё кланялся даосу, попутно сражаясь с зонтиком,— Я снова из фотокружка... ну, вы меня помните? В общем, мы были на выставке, увидели фотографии, где Натася-тян учится, и просто очумели. Мы такие тени только на картинах видели, понимаете? Они как-то сделали так, что в фотографии есть объём, как на картине. В общем, мы ищем того, кто делает вам фотографии.
— Немец какой-то делал,— отозвался даос,— Ассистент был из наших, а делал немец. Ты у учителей поспрашивай.
— А Натася-тян дома?
— В театр увели,— ответил старик,— Она опять что-то потеряла?
— Почти. Передайте ей вот это письмо.
В холле было темно и гулко. Кудзё пошёл вправо, потом влево, но, видимо, слишком нервничал, потому что немедленно заблудился. И, что особенно обидно, на встречу не попалось ни учительниц, ни учениц. Школа словно вымерла.
А ещё за ним крались по пятам, причём с особой хитростью, так, чтобы он не услышал.
Он повернул за угол и содрогнулся. Тайкой подлости он и правда не ожидал.
На стене коридора висело несколько картин. Таких часто вешают в школах с претензией, чтобы блеснуть европейской традицией. Но место дежурных озёр и морей там были увеличенный книги с первых страниц бархатной книги.
Вот тебе и подруги!
Кудзё схватился за самую большую и потянул на себя. Картина хрустнула и осталась в руках. Кудзё пригляделся и обнаружил, что держит в руках не картину, а зеркало.
“Ладно,— он поставил зеркало на пол умывальной комнаты и сделал невинный вид,— всё равно ничего не найти. Пойду-ка отсюда...”
Он спустился в холл. Выход был на месте, но заколочен досками. По окнам бежали струи знакомого дождя. Кудзё попытался оторвать доску, но она держалась крепко.
За спиной скрипнуло. Кудзё сжал зонтик и решил дорого продать свою жизнь.
— Ты чего в чёрный ход ломишься?— пробурчал дедушка-даос,— Тут ремонт, вход с другой стороны. Пошли, покажу.
Была в дедушке какая-то умиротворённость, причём настолько глубокая, что очутившись снаружи, Кудзё немедленно понял, как искать загадочного немца.
Разбрызгивая лужи, он добежал до ближайшего фотоателье. Там ему помочь не смогли, но послали
— Он обходительный очень,— заметила девушка за конторкой,— и как будто всё про всех знает.
А вот и оно. В фигурных окнах — темнота. Кудзё забарабанил в запертую дверь.
Спустя вечность раздались шаги. Дверь открыл тот самый делопроизводитель, который был с Натасей в парке.
— Чего тебе надо?
— Студия...
— Студия сегодня не работает!
— Я насчёт школьных фотографий. Это ведь вы делали школу N...
Кудзё изо всех сил пытался разглядеть хоть одну улику, но в помещении царил мрак. Только в дальней комнате, горела печка и тянуло дымом, алые всполохи плясали на стенах среди занавесей и манекенов, казалось, что именно там и расположено преддверие ада — а никак не на холодном Хоккайдо.
Из глубины спросили по-немецки. Делопроизводитель рыкнул что-то в ответ.
— Делаем, но не сегодня. И с письменного обращения учителей. Пошёл вон, одним словом!
И захлопнул дверь. Кудзё так и не понял, узнали его или нет.
Дождь свирепел, ветер рвал их рук зонтик. Наш герой угрюмо брёл по улице и пытался сообразить, что делать дальше.
Вокруг было столько славных людей — но кто из них может помочь? Только он. Ведь они не могут её чувствовать... Для них она просто школьница. Они не знают, что она любит жёлтые ирисы и страшно испугана. И даже он не мог угадать, что она почувствует, когда прочитает письмо. Объяснение в любви ей будет, наверное, приятно. Приглашение снова встретиться — тоже. Но как насчёт просьб не иметь дел с этими подозрительными людьми. Пойдёт ли она на это?
Прямо по курсу горели сквозь дождь огни сквера, где всё началось. Кудзё не выдержал и почти побежал.
Людей не было. Только на месте Натаси сидел под дождём тот самый человек в непромокаемом мышином пальто и сосал сигарету.
Кудзё сел рядом.
— Здравствуй, школьник,— произнёс человек,— что тебе надо?
Глаза у него были маслянистые. Может морфий, может мигрень. А может морфий от мигрени.
— Скажите, а вы осведомитель или следователь?
— Следователь. Вот, глянь,— трясущейся рукой он показал документы,— Так что тебе надо? Ты так и не сказал.
— Я знаю об одном преступлении. Но я не знаю, как сообщить. Мой друг в беде, а я не знаю, как помочь.
— Что случилось-то?
Уже в четвёртый раз надо был рассказывать, что здесь произошло — и опять что-то добавлять, а о чём-то умалчивать. Словно и не было того, что случилось с ним на самом деле — а только новые и новые варианты для каждого слушателя.
— Вот в этой фотостудии,— Кудзё написал на тетрадном листке адрес,— Снимают, наверное, порнографию. Пока наши войска героически приводят Китай к неизбежному процветанию. Причём школьниц фотографируют, понимаете?