Вредность не порок

Ильина Лариса Анатольевна

– На другой день, вечером. А Ефим потом сразу уехал. – Я опустила глаза и заткнулась. Рассказывать мне больше было нечего. Я видела, с каким напряжением следила за мной Надежда, ожидая, скажу ли я о том, что видела сегодняшней ночью. Поняв, что я решила промолчать, она с облегчением перевела дух.

Я догадывалась, что Надька, так же как и Ефим, скорее всего, считает, что я ошиблась. Или все это мне приснилось. Но я знала то, что знала, и сдаваться не собиралась. Сегодня придет Ефим, и я заставлю его пойти со мной. Во-первых, с ним не так страшно,

во-вторых, в темноте все снова станет на свои места.

– Да-а-а, – протянул Петр Игнатьевич, хлопнув себя по колену, – вот времена настали… Раньше при таком происшествии здесь бы не только наше, все областное начальство землю бы нюхало! А теперь? За Огольцами, у рыбхоза, машину расстреляли, «Тойоту» здоровенную, три трупа, так хоть бы что! Глухарь! Этих бы глухарей в леса выпускать, то-то бы дичи было!

Он поднялся, удрученно качая головой, вскочили и мы. Попрощались, участковый обещал сразу сообщить, если объявится Ирка, мы пообещали то же самое.

Оказавшись на улице, мы переглянулись.

– Ну и дела, – развела руками Надька. – Простырь какой-то! Никогда бы не поверила, что он бандит. Или грузчик. Голос тихий, вежливый. Улыбался все время.

Руку мне поцеловал… Что и думать, не знаю. Теперь от каждого угла шарахаться будешь, не то что от человека…

Ну что, куда идем?

– А куда еще, по домам. Вон уж темно почти. Все равно делать нечего, ждать надо.

Подруга кивнула, и мы не торопясь побрели вдоль резных палисадников, щедро украшенных сверху раскидистыми яблоневыми ветвями.

– Стаська, а вдруг этот Простырь к Юрке приехал?

Может, он его знал?

– Откуда? Юрка из Москвы, Простырь местный.

Я вот что подумала: может, он приехал из-за ресторанной заварушки? Разбираться?

– Чего с Юркой разбираться, его там вообще не было.

– Ирка была.

– Ерунда. Если и был резон кому набить морду, так это Ефиму. Дверь расколотил, джип изуродовал…

Чтобы сократить путь, мы свернули на боковую тропинку между заборами, обогнули участок и вышли на Знахарскую, маленькую кривенькую улицу, идущую до самой окраины, и, перейдя дорогу, попали в длинный проулок, огороженный с двух сторон заборами. В ту же секунду дорогу сзади нас перегородили грязные «Жигули», а на другом конце проулка возникла в просвете темная мужская фигура.

– Мама! – четко произнесла Надька, и за спиной раздалось шипящее:

– Заткни пасть, шалава, не то ноги вырву…

Надька, так же как и я, к своим конечностям относилась с трепетом и любовью, поэтому мы не издали больше ни единого звука, до тех самых пор, пока не услышали:

– Кого спрашиваю, оглохли, что ли?

– Вы же сами сказали молчать… – отозвалась Надежда и сделала это, на мой взгляд, весьма напрасно. Это только в кино хороши всяческие разговоры и пояснения, когда на три слова приходится два выстрела и без краткого содержания никак не обойтись. Сейчас все происходило взаправду, и тот, кто стоял за нашими спинами, вдруг схватил Надежду за шею и с чувством приложил ее головой

о ближайший забор.

Я инстинктивно дернулась, потому что бездействовать в подобных обстоятельствах не в моих правилах, однако стоящий впереди детина в линялых джинсах ловко извлек из-за пояса пистолет и весело сказал:

– Но, прими!

«Что я ему, лошадь?» – приуныла я, одновременно с грустью соображая, где слышала его голос. Почти сразу же меня осенило: все та же «Магия», чтоб ее черти взорвали. Этот горилла в облезлых джинсах танцевал в ресторане с Иркой, следовательно, за спиной должен находиться лысый и ушастый. Мое открытие в одно мгновение сделало наше существование серым и совершенно безрадостным. Пока Надежда, держась за щеку и охая, возвращалась в вертикальное положение, горилла спросил:

– Где твой хахаль?

Вопрос явно относился ко мне, торопливо сглотнув и едва не отсалютовав по-пионерски, я выпалила:

– Если вы спрашиваете о том, с кем мы ушли позавчера из «Магии», то наверняка я сказать не могу. Но в тот вечер он сказал, что завтра уезжает в Москву. А завтра было вчера, следовательно, сегодня он уже в Москве.

Или в Подмосковье.

Горилла умилился и чуть не пустил слезу. У меня было чувство, что сейчас он погладит меня по головке, до того его проняла моя откровенность.

– Что за девочка, – радостно оскалился он, – просто чудо! Все рассказала или еще что-нибудь знаешь?

– Про что? – сплоховала я и тут же получила сзади по загривку.

– Про все. Сюда с вами их трое приехало? – я кивнула. – Потом они с вами всю ночь были?

– Да!

– Точно?

– Точно! – Я вложила в голос всю честность, на какую была способна.

Воцарилось недолгое молчание, потом за нашими спинами произошло движение, и я на всякий случай втянула голову в плечи. Стоявший сзади подал голос, и я вновь убедилась, что у меня хорошая память на голоса.

Это был Ушастый:

– Ну ладно, в натуре, гуляйте пока. Только языки заткните подальше, а то не ровен час…

В этот момент я зажмурилась, желая проверить, не сон ли это, а когда открыла глаза, передо мной никого не было. Я оглянулась. Ни Ушастого, ни «жигуля». Покосившись на подругу, я поняла, что все это время она простояла с закрытыми глазами.

– Надь, – позвала я, тронув ее за рукав, – ты в порядке?

Надька всхлипнула и вдруг заплакала, я обняла ее за плечи и вздохнула:

– Все, они ушли…

Она кивнула и открыла глаза:

– Больно…

Левая щека ее была ободрана, и похоже, что без здоровенного синяка здесь не обойтись. Пока я с сочувствием разглядывала ее тяжкие телесные повреждения, Надька перестала ныть и полюбопытствовала:

– А зачем ты им соврала, что мы втроем из «Магии» приехали? И что они всю ночь рядом были? Откуда ты можешь это знать наверняка, ты же дрыхла?

– Ты бы хотела, чтобы я этим козлам все детали описывала? Тебе здесь стоять понравилось? Если хочешь, попробуй их догнать и рассказать всю правду полностью.