Вредные игрушки
Шрифт:
– Не понял. Тут ведь буквы «Мэ» целых две. Ваша какая? Большая или маленькая?
– Конечно, большая!
– почему-то обиделся матрос.
– А то как же!
Вообще этот «Илья Муромец» был повсюду. На ведрах, на штурвале - мы это разглядели, когда заглянули в рулевую рубку, на красно-белых спасательных кругах, на шлюпках и даже на подстаканниках в кают-компании. А уж на колесах! Они сверху были закрыты такими громадными полукруглыми кожухами, и на них тоже полукругом было написано по «Илье Муромцу» на каждом.
Осмотрев пароход в целом, мы пошли осматривать свою каюту в частности.
Она была маленькая, но с большим окном. И вообще - очень
Разобрав вещи, мы пошли в соседнюю каюту, в седьмую, где проживали теперь наши попутчики - племяши со своей тетушкой Гелей.
Она сидела на койке и держала их за руки. А они рвались от нее в разные стороны.
Глядя на них, мы с Алешкой поняли: если кто-нибудь и устроит нам кораблекрушение, то именно эти шустрые племянники.
И оказались в чем-то правы. В первый же день эти оголтелые малолетние хулиганы переставили пожарные ведра с буквами (а потом проделывали это регулярно, вместо гимнастики), и получилась такая ерунда, что и прочесть было невозможно, а на другой день чуть не взорвали наш пароход вместе со всей веселой командой и веселыми пассажирами. Забрались в машинное отделение, облазили все его углы, все перетрогали шаловливыми ручонками и завернули до отказа какой-то важный клапан.
Хорошо, что старший механик вовремя это обнаружил и вовремя выпустил из котла собравшийся в нем пар. Этот пар со страшным свистом вырвался из трубы и повис над пароходом белым облаком.
После этого капитан стал запирать машинное отделение на ключ вместе с кочегарами. И это почему-то показалось нам подозрительным. Надежнее было, на наш взгляд, запереть близняшек-террористов.
Но капитан сделал еще один решительный шаг и зачем-то запер грузовой трюм, ключ от которого днем и ночью носил в нагрудном кармане и никому из экипажа не доверял. И это тоже показалось нам подозрительным. Потому что в этом трюме ничего особенного, кроме каких-то ящиков, не было.
Тетя Геля тоже оказалась натурой романтической и достопримечательной. Она несколько лет прожила за границей, и все у нее было на иностранный манер. Обед она называла ланчем (ее за это так и прозвали на пароходе), а своих племяшей так: Женьку - Джеком, а Федьку - Теодором, Тедькой, если попроще.
Она и нас с Алешкой сразу же стала называть Томом и Геком.
– Этот пароход очень напоминает мне, - объяснила она, - те пароходы, которые когда-то, очень давно, плавали по Миссисипи. Вы читали про Тома Сойера и Гека Финна? Вы очень похожи на этих славных мальчишек с берегов далекой американской реки.
Том и Гек… Почему бы и нет? Можно еще Чук и Гек. Или Том и Джерри.
Словом, достопримечательная тетушка. Больше всего она любила наблюдать с палубы «вечерний закат».
Лешка как-то раз поправил ее, что утренних закатов не бывает. Тетя Ланч потрепала его по щеке, взъерошила волосы и томно сказала:
– Как ты еще молод, дружок.
Лешка, вообще, частенько посмеивался над ее восторженностью. Но, конечно, беззлобно, по-доброму. Как-то мы плыли мимо какого-то заповедника, где на мелководье бродили большие птицы с длинными клювами - то ли аисты, то ли цапли, а может, и пеликаны. Тетушка Ланч тут же захлопала в ладоши и воскликнула:
– Какие огромные стада диких птиц!
На
– А на горке бродят целые стаи домашних коров.
И тетя Ланч нисколько не обиделась на него, а только опять попыталась пригладить его хохолок на макушке.
Но в ее восторженности была одна странность. Эти восторги исторгались именно тогда, когда неподалеку находился наш капитан. Или он очень нравился тетушке, или она очень хотела понравиться ему. Мы в это дело не вникали.
Однако признавали тот факт, что самой великолепной достопримечательностью парохода был все-таки его капитан.
Он носил белоснежный китель со всякими золотыми нашивками, высокую фуражку с золотым орлом и якорем и курил длинную прямую трубку с душистым табаком. А под носом у него были тоненькие усики. Как у таракана.
– Красавец мужчина! Джентльмен!
– сказала про него в восторге тетя Ланч.
– Морской орел!
Про нашего капитана вообще бродила среди пассажиров какая-то романтическая история. Тетя Геля-Ланч даже нам ее по секрету пересказала.
Будто бы в одном заграничном порту одна красавица пассажирка забыла в гостинице свою косметичку. И вспомнила о ней уже в открытом море и бросилась со слезами на глазах к капитану.
Тот недолго думая незаметно развернул громадный теплоход и вернулся в порт за маленькой сумочкой. А чтобы никто об этом не догадался, он выпустил всех пассажиров на берег - пробежаться по магазинам.
Самое смешное, что изо всех этих туристов никто и не понял, что они только что покинули этот порт, проведя в нем на экскурсиях целые сутки. Магазины-то везде одинаковые, а достопримечательности шоп-туристам смотреть было некогда.
Но все равно эта романтическая история всплыла, и капитана за такое хулиганство выгнали с международных линий. И теперь он водит по великой реке тихоходный старинный пароход.
– Кавалер!
– восхищалась тетя Ланч.
– Мужчина! Мушкетер!
И все матросы (это были студенты, подрабатывающие на каникулах) старались походить на него и отпускали тараканьи усики. И все они одевались одинаково: в белых штанах, закатанных до колен, в тельняшках и босиком. А на голове - береты с синими помпончиками. Тоже как-то романтично.
Пассажиры на «Муромце» были люди в основном состоятельные и со странностями.
Главный из них, кажется, директор банка, обильный толстяк, все время и везде ходил голым, то есть почти, в одних зеленых шортах. Другой, дядя Вова, раньше был рэкетменом, а теперь стал бизнесменом, он все время и везде обязательно таскал с собой какую-нибудь бутылку - с пивом, с вином, даже иногда с водкой. Третий, маленький и худенький, как детсадовец, все время был задумчивый и осторожный. Если надо сесть, то он обернется посмотреть на стул, даже его потрогает, будто боится, что он из-под него выскочит. За столом он никогда не брал сразу ложку, а тоже ее осмотрит, тронет пальцем - вдруг укусит - и только тогда возьмет. А смешнее всех была Дама с пальчиком. Она, когда что-нибудь держала, всегда отставляла в сторону мизинчик с длинным коготком. И даже во сне не забывала об этом. Мы как-то видели, как она заснула на палубе в шезлонге, а в руке ее была пачка сигарет. И держала она ее, отставив мизинчик. Правда, иногда мы с Алешкой называли ее по-другому. Потому что эта дама все время беспокоилась, чтобы побольше похудеть. А куда ей худеть еще больше? Она и так была похожа на школьную указку. Тем более что все время во все тыкала другим пальцем - указательным - и спрашивала: а это что, а это зачем, а тут кто?