Времена Гада. Книга 1. Лето Кетцалькоатля
Шрифт:
– Нет чтоб на Пу-кет послать, тайскую кухню посмаковать, по «гоу-гоу» барам потусить, дайвингом побаловаться, так отправляешь за тридевять земель в какую-то Герусию. Короче – к чёрту на кулички!
– Ну, во-первых, не в «герусию», скотина ты безграмотная, а в Россию. До геронта тебе, как до луны на поросячьей упряжке.
– А геронт – это любитель герани, што ли?! Тогда я согласен!
– А во-вторых… – пропустил мимо ушей его блеяние Зеус, – ты маску аквалангиста хоть раз в жизни себе на морды примерял? Нет?! Как будешь – позови, посмеёмся. А то мне последнее
– Значит, не те наложницы, щедрый ты наш папик! – кокетливо пропела Лилит.
Расправила пышную гриву. Выставила напоказ соблазнительную грудь.
Не найдя понимания, полюбопытствовала:
– И где эта самая Россия находится? Там любовью на свежем воздухе можно заниматься? Иль токмо в оленьих шкурах через дырочку?!
– Кто про что, а она про дыру! Йо-хо-хо! – заржал Балам.
Тут же получил от Лилит увесистой лапой по яйцам.
Согнулся в три погибели, заревел обиженно:
– Ууу, сцуко! Хучь бы когти обгрызла!
– А ну-ка цыть, игруны! – громыхнул с облака Зеус. – Ишь, разбаловались без присмотра генсека! Ставлю задачу чисто конкретно: будет через два тысячелетия страна такая во всех смыслах необъятная – Рос-си-я, и поедете вы туда, и проведёте там сто лет. Как раз и на самые большие революции с войнами поспеете, и на первый спутник с первым космонавтом полюбуетесь. Скучно не будет!
– Спутник – это хорошшшо… – заёрзал жалом под крылом Кетцалькоатль, пытаясь поймать беспокоящего его уже который век перьевого клеща. – А кровищи мы и так повидали. Зачем нам это, о великий вошшшдь?
– Вы же мне на скуку жалились? Сотворять, играючи в шары, намеревались? Ну, вот и поиграетесь целый век! Выберете себе человека по родословной его, проживёте с ним жизнь. Как уж вы будете его судьбу меж собой делить и как через неё судьбу страны проецировать – дело ваше. Я ближе к развязке подскочу. Проверю. Но только одно скажу, творцы вы эфемерные, если не добьётесь к финалу оратории катарсиса для главного героя и для страны в целом, то и вас больше на свете не будет! Других люди придумают на потребу себе. Всё понятно, охламоны? Тогда вперёд, на подмостки истории! Академические отпуска вам оформят в заоблачном ареопаге. И не забудьте шары в ДУРу вернуть! Занавес!
Стасима первая, читаемая картавым политиком-сифилитиком со сцены Смольного института
– Товагищи афиняне! Геволюция, о необходимости котогой всё вгемя талдычили большевики, слава те, Господи, свегшилась!
Власть – Советам!
Миг – нагодам!
Землю – кгестьянам!
Фабгики – габочим!
Надежду – всем!
Инессу – мне!
Первый шар пошёёёёёёёёл!
Хор им. Рабкрина:
«АЛето Кетцалькоатля
Анимато не без мата
Толик обожжжал ездить к бабке с дедом на всё лето!
Хорошо, что есть каникулы,Летние, зимние…Мы сегодня про каникулыЭту песенку поём! —радостно выводил смешанный детский хор на последней в учебном году «Пионерской зорьке».
Да и как же можно было не обожать ехать куда-то, да ещё на поезде, да через саму Москву. А потом, от Дубны, на «Ракете» или «Метеоре», да вдоль по Волге-матушке!
Иээхх, ма, тру-ля-ля, расписные кренделя!Стоя на пассажирской палубе, разделяющей носовой и кормовой салоны мчащегося судна, жадно глотая встречный воздух, наполненный пьянящими ароматами сосновых боров и заливных лугов, он ощущал каждый раз неподдельный, ни с чем не сравнимый восторг предвкушения грядущих приключений. Правда, в широко открытые рот и глаза иногда залетали насекомые, но это были сущие пустяки по сравнению с тем, что его ждало.
Позади, да так далеко, словно и не было вовсе, оставался родной город, скучная квартира на третьем этаже сложенной из серого силикатного кирпича пятиэтажки-брежневки, школьная рутина, неизменная, как тиканье настенных часов, и вечно сующий свой нос куда не просят сосед-еврей!
Мама на время поездки тоже преображалась, молодела, хорошела просто-таки до степени нескрываемого обожания отца.
Метаморфоза происходила с ней, видимо, только от осознания факта, что она бросает, хотя бы на время, город с его постылой работой, ежедневную стирку, готовку, уборку, развешанные по всей квартире для просушки простыни с пододеяльниками и выясняющих межличностные и международные отношения алкашей-соседей с верхнего этажа.
Повседневная серость сразу после проверки коричневых картонных билетиков перед посадкой неумолимо растворялась в стоящем без движения вокзале с грустным, отчаянно машущим рукой отцом на перроне и резвым застиланием постелей с последующим молниеносным взятием ложбины верхней койки.
Состав, судорожно вздрогнув всем четырнадцативагонным крупом, трогался, вокзал уходил назад, и толькочтошняя тошная рутина враз исчезала в мерном перестукивании – ти-так, ти-так, не спи, дурак! – колёс бодро бегущего по рельсам поезда дальнего следования.
Расплавлялась в горячем ароматном чае в гладких стаканах с литыми подстаканниками, разносимом по купе добродушными проводницами.
Окончательно забывалась в тихом ходе километрового эскалатора на станции метро «Комсомольская» и адском вое выныривающего из туннеля, как сатана из девятого круга преисподней, состава.