Времена не выбирают

Мах Макс

Возможно, впрочем, что его отрезвлению способствовали еще два фактора. Об этом он подумал, уже взлетая на скоростном лифте на свой девятый этаж. Температура воздуха и родная речь помогли ему прочистить мозги не хуже «Эльбруса», хотя и действие «токсинов первого взгляда», вероятно, тоже несколько ослабело. Он ведь и перед дверью в лобби уже начал было приходить в себя, а в гостинице очутился вдруг в прохладном – а по контрасту даже холодном – воздухе, а тут еще и родная речь на помощь подоспела.

Урванцев усмехнулся, вспомнив короткий диалог, произошедший прямо на его глазах, в тот момент, когда он уже направился к

лифтам. Около первого из них – по правой стороне – возился светловолосый парень в синем комбинезоне с какой-то надписью на иврите. По-видимому, это был механик из фирмы по обслуживанию лифтов, а у самого входа в лифтовый коридор двое негров – «эфиопы?» – в гостиничной униформе расставляли вазы со свежими цветами. Кирилл шагнул в коридор и услышал, как один из негров сказал что-то механику. Иврита Урванцев не знал, но его ухо поймало что-то до боли знакомое, и он, еще окончательно не пришедший в себя, даже едва не вздрогнул.

– Тагид, Алекс, «ё… м…» зэ клала? [95] – с интонацией вопроса сказал негр.

Механик оторвался от разобранного механизма вызова лифтов и посмотрел куда-то за спину Урванцева.

– Ну, – сказал он, мгновение подумав. – Эйх ломар лэха? Ка нирэ, кэн. [96]

– Ядати! [97] – торжествующе заявил негр. – Курва б…!

«Забавно, – подумал Кирилл, входя в лифт. – Знать бы еще, о чем они говорят».

95

Скажи, Алекс, «ё… м…» – это оскорбление?

96

Ну как тебе сказать? Вероятно, да.

97

Я так и знал!

В номере Урванцев первым делом влез под душ. Он вывернул ручку регулятора температуры до предела влево, но желаемого эффекта не достиг. Вода оказалась прохладной, но отнюдь не холодной, а жаль. Холодный, а лучше ледяной душ ему сейчас ой как пригодился бы, но не судьба. Однако и эта «комнатной температуры» водичка смыла с него не только соль. Она все-таки взбодрила Урванцева и немного отрезвила.

– Отрезвила, – повторил он вслух мелькнувшую в голове мысль. – Да, это идея!

Урванцев вылез из-под душа, яростно обтерся, как будто хотел содрать с себя полотенцем кожу, вышел, не одеваясь, в комнату и задумчиво посмотрел на бар.

«Забудь! – сказал он себе. – Если любишь, забудь!»

И в самом деле, у этой любви – «Солнечный удар», [98] какой-то, а не любовь! – не могло быть никакого продолжения. Так зачем же мучить себя и ее? Ульрику прежде всего. Зачем? Затем, что бес на старости лет попутал? Амок случился?

«И что же дальше?»

В том-то и дело, что здесь вариантов не было. Ведь он даже родину ради нее предать не мог, если бы все-таки смог переступить через то, за что сражались и умирали уже четыре поколения его семьи. Не мог, потому что некуда ему было идти в этом чужом мире. И Ульрике, положа руку на сердце, такой друг тоже не был нужен, тем более муж. Кирилл ведь был

хуже, чем нелегал. Он был чужим в чужом для себя мире.

98

Рассказ И. А. Бунина.

«Ну вот ты все и понял, полковник, – сказал он себе, направляясь к бару. – И сам все сказал».

Урванцев достал бутылочку «Смирновской», скрутил алюминиевую головку и опрокинул над открытым ртом. Пить здесь, в сущности, было нечего, но и одним глотком – не получилось. Из узенького горлышка за раз выливалось слишком мало жидкости. Вкуса водки он практически не почувствовал, ее крепости – тоже, но, допив бутылочку до дна, ощутил некоторое облегчение.

«Работает», – констатировал Урванцев и, выбросив пустую бутылочку в элегантный бачок для мусора, полез в холодильник. Здесь у него были припасены несколько плиток горького шоколада, и, хотя спустя всего несколько минут Кириллу предстояло идти на завтрак, он достал одну из плиток, одним уверенным движением сорвал с нее обертку и, не раздумывая, откусил сразу большой кусок.

Прожевав шоколад, он решил, что метод себя оправдывает, и взял из бара следующий шкалик. Поскольку водки там больше не было, выбор Урванцева пал на шотландский виски. Оказалось, что тоже неплохо.

«Алкоголик», – усмехнулся Урванцев, но факт – его отпустило.

Он быстро доел шоколад, вернулся в ванную комнату и почистил зубы, причесался, оделся и, сунув – уже на ходу – в карман бумажник, вышел из номера. Однако «радость» его оказалась преждевременной. Никакого реального облегчения не случилось, потому что, когда он вошел в лифт, сразу же зачастило сердце.

«Вот же!..»

Он вышел из лифта, быстро пересек лобби, скороговоркой произнес для дежурившей у двери ресторана девушки в униформе номер своей комнаты и, наконец, вошел в зал. Они сидели всего в нескольких метрах от входа – старик Маркус, белобрысый Роберт и Ульрика. Причем Ульрика сидела лицом к дверям, и Урванцев с ходу нарвался на взгляд ее синих глаз и на улыбку, которая расцвела на ее губах, когда она его увидела. Девушка сразу же подняла руку вверх и помахала Урванцеву, приглашая присоединиться.

«Я балбес», – признал Урванцев, улыбаясь в ответ.

«И законченный мерзавец», – сказал он себе, подходя к их столику. Но дело было сделано, и ничего менять он уже не желал.

– Бон аппетит, – сказал Кирилл, присаживаясь за стол.

– Мы собираемся вечером в Иерусалим, – сказала Ульрика, заглядывая через глаза прямо ему в душу. – Поедешь с нами?

– Когда? – спросил Кирилл, ощущая озноб.

«Она что, чувствует?»

– Часов в шесть, – ответил за нее старик Маркус. – Хотим посмотреть ночной город.

– Спасибо, – кивнул Урванцев. – С удовольствием. А поместимся?

– Я взял напрокат джип, – сухо пояснил молчаливый Роберт.

– Тогда поместимся, – улыбнулся Кирилл. – Спасибо.

«Ну вот, все и решилось», – с тоской подумал он, но решилось еще не все.

Глава 9

ПОЕДЕМ, КРАСОТКА, КАТАТЬСЯ…

– Что-то пустовато здесь, вы не находите? – Старик Маркус пошевелил носом, как будто принюхиваясь к начавшему уже остывать после дневной жары воздуху. – Они что, вымерли здесь все или это тут всегда так?