Времени тонкая тень
Шрифт:
– …да не будут более отнимать языков у младенцев…
Далее шли расчеты. Эмир минтаки Эль-Маскайя сделал жест рукой, прерывая чтеца.
– Цифры пропусти. В конце там что?
– Для пояснений же, любых, какие пожелает… – повинуясь очередному жесту эмира, чтец пропустил полстраницы пышных эпитетов и выхватил: – Прибыть пред его… э-э-э и так далее – очи. Вновь припадаю семь и семь раз к стопам Вашим – на живот и на спину. И так далее.
– Прибыть? Пред очи? – издевательски переспросил эмир. – Отвечай, обделенный Аллахом милосердным, можно ли понять из письма, где он сейчас
– Он прислал гонца, о досточтимый и светлейший…
Эмир снова прервал поток ритуального красноречия, но рука чтеца уже указывала на высокого молодого человека в голубой джалабии, с непокрытой головой. Светло-русой. Гонец был из местных. Кланяясь до полу, подошел к эмиру, упал на колени, обнял ноги эмира, припал щекой к его туфле… Нет, не припал. Тот вздрогнул, перебрал ногами, как застоявшийся кровный жеребец. Отступил назад.
– Царапаешься, невежа? Пустили в собрание достойных, в диван, так следи за ногтями! – сварливым жирным голосом выкрикнул эмир.
Гонец на коленях подполз к расшитым шелковым туфлям, припал щекой, всем лицом. Вот теперь припал. Руки его больше не обнимали ног эмира, ладони лежали на полу рядом с эмирскими туфлями. И на правой руке, на безымянном пальце, отчетливо было видно гладкое, белого металла кольцо. Никто, кроме достойных, не имел права носить украшения. Вдобавок это напоминало доэмирский местный обычай. Связанный с тем, что местным разрешалась только одна жена.
– Ну и гордец этот… из Эр-Растойя! – словно сплюнул эмир через губу. – Знает, шакал, что пока на тебе его клеймо – он может тебя как невесту на свадьбу вырядить, и никто не посмеет… разве что Аллах, да святится Его камень в Мекке!
– Мой господин, эмир мухафазы Эр-Растойя, да пошлет Аллах ему помощь в делах, непостижимых простому смертному…
Узорчатые, обволакивающие периоды лились из уст гонца столь плавно, что даже эмир заслушался. Враскоряку на полу всякий ли сможет говорить так звучно и складно, без запинок и смущения? Изящно встал – это тоже не всякому удается. Перекупить? Или – эр-растойского управителя под арест, а этого конфисковать…
В голове кружилось странное, разноцветно-шелковое, как дым курений или шум моря. Грузную фигуру эмира тихо пошатывало на месте.
– …иди за мной! – выкликнул гонец, глядя прямо в глаза эмиру, в расплывавшиеся, младенческие глаза. Повернулся и пошел.
Чтец, писцы, второй гонец, опахалыцик увидели, как эмир, шаркая ногами, поплелся за этим типом. Не прекратил неслыханную дерзость, не позвал стражу, не остался в величественной неподвижности. Нет, как драный, заезженный одер, потащился за голубой джалабией, точно держа дистанцию в два шага. В дверь. По лестнице вниз. Мимо стражей на каждой площадке парадного марша. В гулкий вестибюль с инкрустированным мраморным полом – и на раскаленную зу-ль-хиджазом, зенитом лета, площадь перед подъездом.
Гонец распахнул перед эмиром дверцу старого, облезлого автомобиля. Ни стража, ни прислуга никогда не видели такого здесь, возле касбы управления минтаки Эль-Маскайя.
– Садись!
Эмир повиновался. С рычанием, дребезгом, синим дымом автомобиль исчез.
Только тут стража всполошилась:
– Догнать
– Стойте, дерзкие, именем Аллаха! – раздалось откуда-то сбоку, и все взоры скрестились на седобородом оборванце с горящими черными глазами.
– Это пророк Аллаха нашего, да продлится вечно царствие Его! – продолжал седобородый.
– Ты откуда знаешь?
– Кто таков?
– Хвата-а-ай!
Не пытаясь оторвать от себя вцепившиеся руки дюжих эмирских молодцов, тот продолжал:
– Путь его лежит в мечеть, где свершались чудеса Аллаха.
– Дурак! У великого эмира есть домовая мечеть, – пожал накачанными плечами старший наряда, – а ты-то на какого шайтана тут шляешься?
– Я сподобился видеть пророка.
Хватка стражников ослабла, один вовсе убрал руки.
– Че, правда пророк… Тогда грех…
– Да обычный псих! – гаркнул старший. – Пш-шел вон!
Толкнул седобородого так, что тот упал на четвереньки, поднялся под гогот стражи и поспешно пошел прочь, слегка прихрамывая.
А облезлая машина, изрыгающая синий дым, мчалась на приличной скорости по раскаленной Эль-Маскайе. Куда-то на окраину. Где еще не снесены были дома, в которых уже никто не жил, построенные до эмирата и теперь разрушавшиеся. Въехала в подвальный этаж одного из таких. Поднялись и опустились ворота подземного паркинга. Машина провиляла между нумерованных мест, мимо квадратных бетонных колонн, тусклых желтых ламп. Остановилась перед дверью – заоваленным прямоугольником, вместо обычной ручки – длинный рычаг шестереночного механизма.
– Выходи!
Эмир почти не стоял на ногах – гонец вытащил его, как куль отрубей. Одной рукой удерживая важного спутника в стоячем положении, другой нажал на рычаг. Шестеренки побежали друг по дружке с масляным, приглушенным звуком. Гонец переволок спутника через высокий порог. За порогом была тьма, пронизанная ветром с техническим запахом. Дверь закрылась, и стало видно, что тьма не абсолютная. Она освещалась лучом фонаря, закрепленного на фуражке высокого парня в форме, со значком на петлицах – молот и штангенциркуль. В свете этого луча поблескивали рельсы и различалась тележка, дрезина-«пионерка».
– Я еще дозу закатил, как в подвал въехали, так что часа четыре у нас есть, – отдуваясь, буркнул гонец.
– Дервиша видел? Прикрывал тебя, – бросил парень в форме, помогая втащить эмира на сиденье.
– Никого не видел. За мной чисто было.
– Значит, все путем. – И дрезина в грохоте мотора, отдавшемся по всему подземелью, взяла с места, освещая путь собственным прожектором.
Туннели, кабели и трубы по стенам, иногда темные, величественные размерами залы. Скорость была хороша, стыки громыхали, все железо тележки лязгало, встречный ветер давил и трепал. Гонец нашел за водительским сиденьем какие-то чехлы, намотал один на эмира, другой на себя. Наконец впереди показался свет. Выскочили под открытое небо, началась путаница рельсов, дрезину мотало. Путь окончился в неоглядной длины здании с высоким потолком из переплетенных балок, с огромными, заросшими грязью окнами и многими колеями рельсов, лежавшими рядом.