ВРЕМЕНИ В ОБРЕЗ
Шрифт:
Дэйн кивнул.
– Все это, конечно, верно - теоретически. Только в жизни иногда не все так просто. И вы, Макиавелли восточного побережья Аравии, слишком высокого мнения о себе. Вы переборщили с собственным цинизмом и слишком уж рассчитываете на человеческую глупость. И наверно, из-за недостатка самоуважения вам трудно понять и самих себя, и других людей.
– Недостатка самоуважения? Что вы имеете в виду?
– удивился Лахт.
– Я хочу сказать, что вы неверно представляете себе, что вы такое сами. Вы ведь вовсе не такие умные и изворотливые, как вам кажется. Вы просто дешевые политиканы,
– Естественно, мы жили на деньги борцов за свободу, - сказал Бикр.
– Но вы обвиняете нас несправедливо! Мы действительно желаем Ракке свободы и независимости!
– Это, конечно, прекрасно. Я тоже искренне хочу, чтобы Ракка стала независимой, как и Южная Африка, и Гаити, - сказал Дэйн.
– И я так же искренне желаю...
– Хорошо, хорошо!
– прервал его Лахт.
– Полагаю, об этом сказано уже достаточно. Мы посвятили вас в свои планы. Остается только решить, мистер Дэйн, какую из предложенных ролей вы согласитесь принять.
– Вы в самом деле считаете, что у меня есть выбор?
– Конечно. Восстание должно состояться, как и запланировано, и должно провалиться по вашей вине. Это неизбежно. Вопрос в том, как именно вы предпочитаете объяснить свой провал? Например, если вы согласитесь с нами сотрудничать, мы можем постараться снять с вас большую часть вины. Мы представим вашу задержку как неумышленную, более того, сообщим, что вам все время мешали русские или китайские агенты, которых мы тут же запросто придумаем, если будет нужно. Ваше положение все равно не станет слишком уж хорошим, поскольку неудача - она неудача и есть, но все же вы предстанете не в таком уж и дурном свете!
– Вы очень великодушны, - сказал Дэйн.
– А если я откажусь?
– Что ж, пока вы не начнете активно выступать против нас, пока вы не попытаетесь открыто высказать свою точку зрения на эти события, мы выставим вас как просто неумелого, неуклюжего, даже смешного неудачника из американских доброхотов. О вас не станут думать как о злодее или плохом человеке, вы покажетесь просто чем-то мелким и несерьезным, дешевкой.
– Забавная перспектива! А что, если я стану активно выступать против вас?
– спросил Дэйн.
– В таком случае все будет выглядеть несколько иначе. Нам придется заявить, что вы и ваши американские руководители с самого начала были настроены против нас. Или, скорее, сперва вы были за нас - хоть это и не так правдоподобно - но потом сошлись с иракцами, и из-за своей национальной жадности до нефти и нездоровых опасений вмешательства еще одной независимой силы вы стали действовать как будто бы на нашей стороне, но на самом деле намеревались предать ракканскую революцию... Что-нибудь в этом роде, позже мы сможем разработать версию более детально.
– Да, вы и вправду приготовили для меня немало самых разных обличий...
– сказал Дэйн.
– Конечно. Так что теперь, мистер Дэйн, вы должны выбрать, окончательно и совершенно определенно - какая роль подходит вам лучше всего?
Дэйн встал, зевнул, потянулся, устало потер ладонями лицо.
–
– Минуточку! Вы забыли сказать, какую роль вы предпочтете!
– Выкиньте из головы весь этот бред!
– ответил Дэйн.
– Я не играю никаких ролей, кроме тех, которые сам себе выбираю. Я доставил вам послание, и вы отдадите приказ об отмене восстания.
– Я думаю, вы ошибаетесь, - сказал Лахт.
– А я думаю, ошибаетесь как раз вы. Я уже рассказал вам, как, по-моему, все происходило на самом деле. Но я все равно добрался до Дохи и нашел способ выполнить задание.
– А что, собственно, вы такого нашли?
– поинтересовался Лахт.
– Иракского агента по имени Хаким, который сотрудничает с Джабиром. Хаким таки перехватил нас в Шакике. Мы были полностью в его власти. И он нас отпустил.
– Он чуть ли не вытолкал нас в шею!
– подал голос Джабир.
– Из каких-то политических соображений, во избежание международного инцидента...
– Вы в самом деле считаете, что все так просто?
– спросил Дэйн.
– Международные трения, английские военные катера из Бахрейна... Господа, вы так давно сочиняете и скармливаете другим всевозможные небылицы, что сами готовы верить чему угодно!
– Тогда, может быть, вы нам скажете, почему это Хакиму вздумалось вас отпустить?
– спросил Лахт.
– Поставьте себя на его место, - предложил американец.
– Он хороший человек, и данный конфликт ему, в общем-то, безразличен.
Рауди сказал:
– Нам известна его репутация.
– Ваша репутация ему тоже известна. Так вот, в Шакике, когда Хаким держал нас под стражей, он рассказал о своем задании. Хаким знал или по крайней мере предполагал, что за послание я должен доставить: обоснование отмены революции. Заметьте, в интересах его страны, чтобы эта революция состоялась. У иракцев достаточно сил и средств, чтобы безболезненно ее подавить. Хаким вполне мог продержать меня там до определенного срока, но он все же решил меня отпустить и даже помог вовремя добраться до Дохи, чтобы я выполнил свою миссию. Он, конечно, соловьем заливался насчет того, почему это ему вдруг стукнуло в голову так поступить, да только одному хорошему агенту очень трудно провести другого хорошего агента. Если б Хаким действительно хотел удержать меня, он нашел бы способ сделать это, даже если бы в гавани Шакика собрался весь английский флот.
Но он решил меня отпустить. Был чрезвычайно любезен, познакомил меня со всеми более-менее важными местными деятелями и даже дал свою собственную машину и охранников, чтобы я без помех добрался в Доху и доставил сообщение о возможной угрозе Ирака.
Почему, интересно, он все же отпустил меня и так позаботился об успехе моей миссии? Потому что, пока я был у Хакима в плену, ему стало кое-что известно. Не спрашивайте, как он об этом узнал. Скорее всего, у него в Шакике припасена собственная коротковолновая радиостанция и есть свои источники информации. Однако он узнал или догадался об одном немаловажном событии, из-за которого все так радикально изменилось.