Времетрясение
Шрифт:
В июне 1987 года Сахарову присудили почетную степень доктора гуманитарных наук и должны были вручить диплом Колледжа Стейтен-Айленд в Нью-Йорке. Его снова не выпустили из СССР, и он не смог лично присутствовать на церемонии. Меня попросили выступить от его имени.
Мне нужно было всего лишь озвучить его обращение. Вот такое: «Не отказывайтесь от атомной энергии». Я произнес это, как робот.
Я был вежлив донельзя! А ведь прошло чуть больше года после самой убийственной ядерной катастрофы за всю историю нашей безумной планеты – после той страшной аварии на Чернобыльской
Меня лично этот нелепый призыв академика Сахарова обнадежил значительно меньше, чем поступок пожарных из города Скенектади, штат Нью-Йорк, где я когда-то работал. После известия о катастрофе в Чернобыле пожарные из Скенектади написали письмо своим собратьям по цеху, работавшим на ликвидации последствий аварии – написали о том, как они восхищаются и гордятся самоотверженной храбростью этих людей, которые спасали чужие жизни и чужое имущество, не заботясь о собственной безопасности.
Ура пожарным!
Кем бы ни были эти люди в обычной жизни – да пусть хоть законченными подонками, – в критической ситуации все они могут вести себя, как святые.
Ура пожарным.
Во «Времетрясении-1» Килгор Траут написал рассказ про атомную бомбу. Из-за времетрясения ему пришлось написать его дважды. Напоминаю: из-за сбоя во времени ему, мне, вам и всем остальным пришлось вернуться на десять лет в прошлое и еще раз прожить уже прожитые десять лет – с 17 февраля 1991 года до 12 февраля 2001 года – причем в точности повторяя все то, что мы делали и говорили на первом круге.
Траут был не против написать этот рассказ еще раз. Что в первый раз, что во второй, жизнь как была дерьмом, так и осталась, но пока он сидел, сгорбившись над блокнотом, и выводил слова на разлинованных желтых листах, он от всего отключался и выпадал из дерьмовой действительности.
Он назвал свой рассказ «Ничего смешного». Его никто не читал. Траут сразу же выбросил рукопись на помойку. А потом выбросил еще раз – после времетрясения. На пикнике на морском берегу, в самом конце «Времетрясения-1», летом 2001 года, когда нас снова пришибло свободой воли, Траут вспомнил обо всех рассказах, которые он разорвал на мелкие кусочки и спустил в унитаз или попросту выкинул на помойку, и сказал так: «Бог дал, Бог взял».
Но вернемся к рассказу «Ничего смешного». Эту фразу, давшую название произведению, произносит один из героев – главный судья – на совершенно секретном заседании военного трибунала над экипажем американского бомбардировщика «Гордость Джой». Действие происходит на острове Баналулу в Тихом океане, через месяц после окончания Второй мировой войны.
С самим самолетом все было в порядке. Он стоял целый и невредимый в ангаре, там же на Баналулу. Его назвали «Гордостью Джой» в честь матери первого пилота, Джой Питерсон, которая работала медсестрой в родильном отделении одной из больниц в городе Корпус-Кристи, штат Техас. Кстати, в английском языке слова «гордость» и «прайд», то есть львиная семья, звучат и пишутся одинаково – pride.
Так вот, американские
Она была слишком большая и не пролезала в бомболюк. Пришлось подвесить ее прямо под брюхом самолета, и когда «Гордость Джой» разгонялся, чтобы взмыть в бескрайнюю синюю высь, расстояние между бомбой и взлетно-посадочной полосой было не больше фута.
И вот самолет приближается к цели. Первый пилот рассуждает вслух – и все это слышно по системе двусторонней связи, – что, когда они выполнят задание, его мама, медсестра родильного отделения, тут же прославится на всю страну. Бомбардировщик «Энола Гей» и женщина, в честь которой его назвали, сделались знаменитыми, как кинозвезды, когда самолет сбросил на Хиросиму первую атомную бомбу. А население Иокогамы было в два раза больше, чем население Хиросимы и Нагасаки, вместе взятых.
Но чем больше пилот думал об этом, тем вернее убеждался, что его мама – самая добрая, самая лучшая мама на свете – никогда не скажет репортерам, что ей радостно осознавать, что самолет, управляемый ее сыном, установил мировой рекорд по количеству мирных жителей, убитых одновременно.
История Траута напоминает мне один случай из жизни. Моя ныне покойная двоюродная бабка Эмма Воннегут однажды сказала, что ненавидит китайцев. Ее ныне покойный зять Керфут Стюарт, владелец книжного магазина «У Стюарта» в Луисвилле, штат Кентукки, тогда пристыдил ее и сказал, что это безнравственно – ненавидеть столько людей сразу.
Вот такие дела.
Экипаж «Гордости Джой» поддержал своего командира. Все, кто был в самолете – они испытывали те же самые чувства. Они были в небе одни. Они не нуждались в сопровождении. У японцев уже не осталось ни одного самолета. Война закончилась, осталось только оформить все необходимые документы. Возможно, она завершилась еще до того, как «Энола Гей» кремировала Хиросиму.
Процитируем Килгора Траута: «Это была не война, уже не война. И уничтожение Нагасаки – это тоже была не война. Это было показательное: «Спасибо янки! Вы хорошо потрудились!» Это был просто спектакль».
Траут писал в «Ничего смешного», что раньше, во всех предыдущих вылетах, первый пилот и стрелок-бомбардир ощущали себя богами, когда сбрасывали на людей всего-навсего зажигательные бомбы или обычные фугасы. «Но они ощущали себя богами с маленькой буквы, – писал Килгор Траут. – Мелкими божками, которые только мстят и разрушают. А теперь, совершенно одни в целом небе, с этой здоровенной багровой дурой, подвешенной под брюхом их самолета, они вдруг ощутили себя самим Господом Богом, самым главным небесным начальством, а значит, у них появился выбор, которого не было раньше, ибо Бог может быть милосердным».