Время Анаис

Сименон Жорж

Издав радостный вопль, один из фотографов запечатлел его улыбку — гримасу человека, смущенного своим жалким видом.

— Интервью окончено, господа.

Точно школьники после уроков, репортеры, громко переговариваясь, устремились вниз по лестнице. В их толпе оказался и Бош, поэтому зеваки, ожидавшие его появления, заметили преступника лишь в том момент, когда он был всего в двух шагах от полицейской машины. Комиссар буквально выхватил Боша из-под носа у толпы. До слуха Альбера донеслось лишь несколько воплей, да горстка юнцов бросилась следом за автомобилем, словно

рассчитывая получить мзду в несколько су.

По дороге комиссар не произнес ни слова. Даже не взглянул на арестованного. Казалось, Бош совершенно не интересует его, и когда автомобиль остановился во дворе здания на набережной Орфевр неподалеку от тюремной кареты, комиссар вышел из машины и быстрым шагом стал подниматься по лестнице, оставив задержанного на попечение охранника.

Проведя арестованного по коридорам второго этажа, полицейский передал его сотрудникам антропометрического отдела, которые занимались с ним битый час. Раздев догола, Боша привели в кабинет, где ожидали осмотра с десяток обнаженных мужчин. Разглядывая друг друга, они отпускали соленые шутки.

Когда Бош вновь оделся, специалисты отдела произвели нужные измерения, сфотографировали его в профиль и анфас, сняли отпечатки пальцев.

Все это время личность его никого не занимала. Лишь один из сотрудников, оглядев арестованного с ног до головы, спросил:

— Это тот самый тип, который нанес двадцать два удара кочергой?

Когда Альбер, по-прежнему сопровождаемый конвоиром, добрался до конца одного из коридоров Дворца правосудия, где расположились в ожидании на скамьях несколько человек, он увидел сидящую в одиночестве Фернанду. Заметив мужа, молодая женщина отвернулась. На ней было бежевое манто с лисьим воротником, на коленях сумочка. Фернанда выглядела усталой, под глазами круги.

Альбер не успел как следует ее разглядеть: постучав в дверь, конвоир сделал ему знак войти в кабинет судебного следователя.

— Снимите с него наручники и оставьте нас одних.

В действительности они были не одни: за небольшим столом сидел приводивший в порядок свои записи секретарь.

— Садитесь, господин Бош. Вы, должно быть, устали? Вы завтракали?

— Мне дали чашку кофе и булочку.

— Я вас накормлю. Галстук и шнурки вам не вернули?

Подойдя к двери, следователь что-то сказал стоявшему снаружи полицейскому. Тот удалился.

— А теперь мне хотелось бы выяснить, кого вы себе выбрали защитником. Вам, несомненно, известно, что во время допросов адвокат вправе оказывать вам юридическую помощь.

— Я об этом еще не думал.

— А пора бы. Полагаю, вы отдаете себе отчет во всей тяжести содеянного? Ведь речь идет о вашей жизни.

— Я знаю.

Но фраза была произнесена как-то вяло, словно речь шла не о нем, а о ком-то постороннем. Альбер прислушивался к звукам, доносившимся из коридора. Узнав шаги полицейского, обрадовался, что ему вернут шнурки и галстук: теперь он более или менее будет походить на человека.

— До вашего прихода я успел побеседовать с госпожой Бош. Я просил ее обождать. Если желаете, велю привести ее. Однако

предупреждаю: беседовать вам придется в моем присутствии.

— Что же она сказала?

Следователь помолчал, не зная, что ответить.

— Вам хочется с ней увидеться?

— Не знаю. Когда я проходил мимо, она даже не взглянула на меня.

— Неужели вы рассчитывали, что она одобрит ваш поступок?

— Вы правы.

— Ведь она тоже перенесла потрясение. Часть ночи ей пришлось отвечать на вопросы полиции, присутствовать при обыске вашей квартиры.

— Она не пыталась совершить какой-нибудь опрометчивый поступок?

— Что вы имеете в виду?

— Не пыталась покончить с собой? Она уже две попытки самоубийства совершила.

— Были серьезные причины?

— Да нет. Без всякой причины. Главное, пить ей нельзя.

— Она не произвела на меня впечатление пьяницы.

— Тем лучше. Мне бы хотелось ее увидеть.

Бош продолжал сидеть, не оборачиваясь в сторону двери, к которой направился судебный следователь, проронив несколько слов секретарю за соседним столом. Он услышал стук каблуков, шуршание платья. Следователь сел за стол. Глаза его смотрели куда-то вверх и в сторону, очевидно, на стоящую перед ним Фернанду.

— Можете сесть, мадам.

— Хорошо, если это необходимо.

Фернанда старалась держаться как можно дальше от мужа и по-прежнему избегала его взгляда.

— Повторяю, это не допрос и не очная ставка. Вы можете говорить, о чем заблагорассудится.

— Не о чем нам разговаривать, — оборвала Фернанда. — Он прекрасно знает, какого я о нем мнения.

Достала из сумочки пудреницу, стала прихорашиваться, глядя в зеркальце. Движения ее были нервными, судорожными.

— Послушай, Фернанда, — проговорил, нарушив молчание, Бош. — Я не прошу ни о прощении, ни о помощи. Знаю, ты не поймешь меня, у тебя свои взгляды. Да и никто не сможет понять.

Уставившись в край стола, она постукивала пальцем по колену.

— Постарайся не пить, успокойся. Ты знаешь, что я хочу тебе сказать.

Фернанда повернулась к судебному следователю, словно ожидая от него одобрения за свою терпеливость.

— Это все? — спросила она.

— Все, — ответил Альбер вместо следователя.

Встав, Фернанда направилась к двери. Проходя мимо мужа, не в силах сдержаться, ударила его по щеке.

— Подонок! — процедила сквозь зубы. И торопливо пошла прочь.

Уже из коридора обратилась к следователю:

— Простите. Но я не могла иначе. Подумать только, пять лет с ним прожила!

— Не забудьте, жду вас в четыре часа.

— Приду, не беспокойтесь.

Закрыв дверь и пригласив секретаря, следователь сел на прежнее место. Неторопливо раскурил потухшую сигарету.

— Вот видите, — произнес он наконец. — Вы должны понять, почему я посоветовал вам подобрать себе адвоката. Думаю, среди ваших знакомых адвокат найдется?

Следователь был прав. Действительно, Альбер знал трех-четырех адвокатов, но все они в течение более или менее продолжительного времени были любовниками Фернанды. И разве адвокат сделает больше, чем он сам?