Время Апокалипсиса
Шрифт:
– Да подождите, Николай, - мягко и утешающе отвечал Ворожейкин.
– Я все думаю: а вдруг Дмитрий прав? Вдруг это вторжение?
– Тогда еще более обидно, - вздохнул священник.
– Обуздать вожделения
Они замолчали, и Кононыкин не стал подходить к ним. Медленно он прошел по улице и вышел на дамбу, стелющуюся вдоль пруда. Углубившись в размышления, он шел по дамбе в серую пустоту. На востоке вставали исполинские тени, но Дмитрий боялся вглядываться в них. Каждый мог представить себе в этих тенях нечто знакомое по откровениям Иоанна Богослова.
В ивовых кустах по-над плотиной послышался негромкий говор, и это привело Дмитрия в чувство. На берегу, расставив ноги в резиновых сапогах, сидел Александр Петрович Степанов. Рядом с ним, вытянув хвост и немного похожую на лошадиную голову, плескался в воде хвос-тоглаз, заглядывающий в лицо Степанова всеми тремя глазами.
– Эх ты, дурашка, - говорил Степанов.
– Мелочь это все, мелочь. Здесь такие сазаны водятся, что и не вытащишь порой, но их только на закидные взять можно. На вареную картофелину.
Хвостоглаз тихо
В небе над его головой полыхали зарницы, раскатывались огненные шары, сверкали молнии - зыбко и призрачно в залитых утренним туманом сумерках, все вокруг дрожало от падающего с небес гула. Восток уже алел, высвещая четыре грозные исполинские фигуры, но точно так же горели и все остальные стороны света, словно солнце вставало сразу со всех четырех сторон. Срывались с небес, космато сгорая в атмосфере, звезды. Завывая, неслись к земле горящие обломки самолетов. И не понять было, то ли над просыпающейся Землей действительно шел бой с инопланетными силами вторжения, то ли грешники, убоявшиеся Страшного Суда, вступили в последний и страшный своей безнадежностью бой с воинством непостижимого неведомого Создателя, когда-то вдохнувшего в них столь яростный и непокорный Дух.
Волгоград, апрель 1999 года