Время библиоскопов. Современность в зеркале книжной культуры
Шрифт:
Если на этапе перехода от рукописной книги к печатной шрифт должен был исторически доказать своё преимущество над почерком, то в цифровую эпоху конкурируют уже целые полчища самых разнообразных шрифтов, притом некоторые из них имитируют почерк. Уподобление шрифта рукописи – очередная модная тенденция, особенно в детских и подарочных изданиях. Тем самым лишний раз подтверждается известная аксиома: новое – это хорошо забытое старое. А цель всё та же: искусственное, вторичное «оживление» текста, создание визуальных эффектов «индивидуальности» и «естественности», попытка «очеловечивания»
Наконец, во внешнем облике книг отражаются не только тенденции моды, но и движения общественной мысли. Так, после вступления в силу закона «О защите детей от информации, причиняющей вред их здоровью и развитию» на книгах появилась обязательная возрастная маркировка: б+, 12+, 18+. А после внесения в закон «О государственном языке Российской Федерации» запрета нецензурной лексики в произведениях литературы производителей обязали размещать на обложках фразу «Книга содержит нецензурную брань» и выпускать такие издания в целлофановой упаковке.
При этом производители часто не затрудняют себя объективной оценкой содержания книг и толком не разбираются ни в возрастной психологии, ни в лингвистических понятиях – потому действуют либо «на авось», либо по принципу «кабы чего не вышло». В результате законы начинают работать не на пользу, а во зло читателю. Нынче в книжном магазине легко нарваться на явно взрослую книжку, беспечно допущенную для чтения малышам. Либо, наоборот, на угрожающий знак «18+», невесть почему налепленный на произведение, уже лет сто как читаемое школьниками. Например, одна из омских библиотек отказалась выдавать школьникам роман Теодора Драйзера «Финансист» как маркированный 18+.
Переезжаем в «Оверлук»
Очевидный и бесспорный факт: новые форматы книг и актуальные тенденции книжного дизайна обнаруживают примат формы над содержанием, вещности над сущностью. Как ни высок полёт творческой мысли, сколь ни совершенны полиграфические технологии, но форма узурпирует содержание.
Вспомним сюжет знаменитого романа Стивена Кинга «Сияние». Начинающий писатель устраивается сторожем в горный отель «Оверлук» и, обуреваемый тёмными силами, постепенно сходит с ума. Якобы работая над романом, он на самом деле попросту исписывает горы бумаги единственной фразой «Я пишу роман». Реальный результат подменяется имитацией процесса.
Аналогично организована современная культура в целом и книжная культура в частности. Постоянная трансформация внешней формы Книги дискредитирует и обесценивает её эталонный прототип. Более того, всё новые и новые эксперименты с внешним обликом размывают само понятие Книга.
В настоящее время книгой называют всё что угодно. Поваренная книга, жалобная книга, амбарная книга… В этот перечень устойчивых словосочетаний можно внести и т. н. «книгу художника» (произведение актуального искусства, гл. 4), и рукотворный альбом (продукт также модного сейчас скрапбукинга), и виртуальный роман, существующий лишь в интернете (произведение сетевой литературы). Книгу сейчас способно выпустить не только издательство, но любая полиграфическая фирма, а с недавних пор – вообще любое частное лицо, овладевшее компьютерными технологиями самопечати (гл. l).
Здесь скрывается очередной любопытный парадокс современности. Непременным исходным условием производства и массового распространения книги была не уникализация, а именно стандартизация её внешнего облика. При этом облик печатной книги обусловлен и
Если вспомнить, что первой печатной книгой была Библия, то становится понятен духовный смысл стремления Иоганна Гутенберга сделать её гармоничной и совершенной – по образу и подобию Божию. Не в последнюю очередь поэтому первопечатные книги (инкунабулы) более всех прочих напоминают иконы в богатых окладах – искусно украшенные и, одновременно, тяготеющие к выверенной пропорциональности всех элементов. Переплёты опойковые и сафьяновые, с металлической чеканкой и вышивкой шёлком, резьбой по кости и мозаичными аппликациями, в ларцах и футлярах, с разнообразным тиснением – пунктирным, зубчатым, лазурным… Затейливые фронтисписы, филигранные виньетки и прочая, и прочая. Прежде такая роскошь носила не в последнюю очередь сакральный смысл: особым предметам – особое обрамление.
Переход от «общества традиций» к «обществу тенденций» поставил под сомнение первичные критерии бытования книги в культуре: единообразие и постоянство. Но не только. В современном обществе нарушение данных критериев превратилось в набор легитимных и популярных практик (подробнее – в гл. 4). И если прежде в книгопроизводстве просматривалась скрытая конкуренция книги рукописной и книги печатной (вторая должна была доказывать свою «прогрессивность» возможностью воспроизведения всех внешних параметров первой), то сейчас эта логика утрачена – и конкуренция переместилась совершенно в иную плоскость.
Казалось бы, на современном этапе должны соревноваться уже электронная и печатная книги. Отчасти так и есть: изобретаются особые экраны, электронные чернила, нано-страницы и т. п. Но настоящая борьба ведётся не между текстовыми носителями, а между носителями идей – издателями, маркетологами, книжными дизайнерами.
В результате на технологическом (бытовом) уровне производство книг продолжает интенсивно развиваться, а на онтологическом (бытийном) оно постепенно движется к деградации, к пост-одичанию.
Но кого нынче волнуют такие философские вопросы? Кому охота рефлексировать, когда есть столько возможностей самовыразиться, получить яркие впечатления, обрести новый опыт?
Так незаметно и постепенно мы переезжаем в отель «Оверлук», где нас обуревают демоны современности: размывание, смешение, искажение, подмена понятий. Всё меньше задумываясь о целях и смыслах, мы увлечённо изобретаем, экспериментируем, трансформируем одно в другое. Каковы перспективы? Пытаясь доказать всему миру, что он действительно пишет книгу, герой Стивена Кинга начинает убивать людей…
Глава 3. Говорящие обложки. О навзаниях knick
Они здесь – ожидающие, молчаливые. Они не толпятся, не требуют, не напоминают. Будто погружённые в сон, безмолвно стоят они вдоль стены, но имя каждой из них смотрит на тебя подобно отверстому оку.