Время больших побед
Шрифт:
– Сейчас едем заказывать вам полный комплект.
– Разве можно за оставшееся время ее сшить, на это потребуется несколько дней.
– Вначале подберем временный мундир для сегодняшнего вечера, а пока снимут мерки, и через пару дней все будет готово. А пока, Михаил Петрович, вот вам. – И достает из портфеля два десятка папок. – Это ваши новые биографии. Раздадите своим людям, надо все это выучить наизусть. Пора вас, как говорится в разведке, легализовать. Вам приготовили правдоподобные легенды на всякий случай. Их постарались подогнать под ваши настоящие биографии, но с учетом времени, чтобы легче запомнилось каждому. Многие помнят свой город и местность,
– А как те, что остались на подводной лодке и в других местах?
– Не беспокойтесь, пока подлодка на базе, экипаж на отдыхе на закрытой территории, им приказано пока помалкивать, но скоро и они получат свои легенды. А те, кого тут нет, тоже получили папки.
Я приказал Григорьичу собрать всех в большой комнате.
– Товарищи офицеры, – начал я, – вот ваши новые биографии, изучайте. Надо выучить наизусть. Нам надо быстрее интегрироваться в обществе и не выделяться. Чтобы выучили так, чтобы – подними среди ночи после выпитой бутылки водки, ни разу не запнулись. А об остальном вы должны язык держать за зубами. Словом, больше молчать, меньше говорить.
Я раздал всем новые биографии, тут вперед выступил Кочетков, объявил фамилии тех, кто сегодня должен быть в Кремле, их же попросил спуститься к машинам. Счастливчиков оказалось одиннадцать. Мы по ехали на какую-то улицу, где в трехэтажном доме находился то ли склад, то ли ателье со складом готовой продукции. Вначале с меня сняли мерки, потом подобрали парадный китель, в котором я пойду сегодня в Кремль. Всем остальным одежду и даже новую обувь подобрали и тут же выдали. Приодевшись, мои товарищи отправились назад, а мне пришлось еще задержаться на некоторое время. Через час – первая примерка после раскроя и наживки.
Кочетков оставил в моем распоряжении одну эмку с двумя сотрудниками НКВД и водителем. Большаков на всякий случай оставил Низинькова, присмотреть за мной. Я хотел отказаться от такого счастья, но они настояли в ультимативной форме, пришлось согласиться. Закончив с делами, попросил своих охранников показать нам с лейтенантом Низиньковым Москву. На что получил категорический отказ со ссылкой на приказ полковника Кочеткова. И никакие уговоры на них не подействовали. Пришлось возвращаться в палаты, но назад мы ехали другим маршрутом.
Вернувшись, я хотел поговорить по душам с Кочетковым, но его не было, как не было и большинства наших старожилов.
– А где остальные, Григорьич?
– Сан Саныч убыл в Генштаб с докладом о положении на Северном флоте. Все наши, кто был ранее определен по НИИ, по своим рабочим местам. С ними мы встретимся уже на приеме, по прибытии туда. Остальные здесь, занимаются кто чем.
– А где Большаков?
– Его и Гаврилова забрал с собой Кочетков.
Я даже растерялся, когда остался один и без привычного дела, не зная, чем себя занять. Через полчаса мучений от безделья подумал: «А не взять ли мне Низинькова да погулять, на все эти запреты плюнуть. Что они могут сделать, ничего, стрелять не будут. Им придется пойти за нами». Это я о местных охранниках. Однако привести свои замыслы в действие не сложилось, прибыл Кочетков и передал распоряжение Берии, а к нему немалое количество бумаги с пронумерованными листами. Нам с Григорьичем надлежало, пока есть свободное время, написать отчет о нашем прибытии сюда.
– Но мы же писали полгода назад, – возразил было я.
– Тогда вы еще полностью не осознавали, где вы и на сколько. Начните
– Да на это у нас уйдет несколько дней непрерывного писания, и руки отвалятся.
– Будете писать в свободное время, а уж два-три часа в сутки обязательно образуются.
Спасибо и на этом, а то пришлось бы после такой работы руку ампутировать, ввиду полного износа шарнирного аппарата.
Мы отправились в комнату, корпеть над отчетом. Надо было свой ноут взять, а то ручкой я долго не выдержу. А потом на принтере все распечатать. Так нет, им надо ручкой и по бумаге, чтобы предъявить в случае чего. Дескать, вот, это ты писал, твой почерк. Вот, блин, влип, не отвертеться. Через полчаса моя рука уже меня не слушалась, а между тем была написана одна страница. Судя по записям, я еще и в школу не пошел. Нет, такими темпами точно надо пару месяцев. Походил по комнате, вспомнил зарядку для рук типа «Мы писали, мы писали, наши пальчики устали». Сходил на кухню, поискал чего-нибудь съедобное, после чего продолжил свое повествование.
И так втянулся, что настрочил с десяток листов. Думал, поставил рекорд, но когда узнал, сколько написал мой комиссар, то все мои достижения не потянули и на третий юношеский, говоря спортивным языком. Вскоре появился и сам мучитель в сопровождении Большакова и Гаврилова, забрал исписанные листы. А когда Григорьич подал ему свою папку с написанным, он даже удивился и глянул на меня с каким-то укором. Вроде того, что-то ты, товарищ адмирал, подкачал, или мне это только показалось.
– Через полчаса выезжаем, попрошу к этому времени всех подготовиться, – объявил Кочетков.
Мы въехали в Кремль после проверки документов на въезде.
Георгиевский зал, до начала церемонии еще минут пятнадцать, собралось не менее полусотни военных, правда, попадались люди в штатском и одежде полувоенного покроя. Я стал вглядываться в лица, стараясь кого-либо узнать. Кое-кто казался смутно знакомым, но одно дело видеть на фотографии, другое – оригинал.
А люди все прибывали. Я увидел входящими в зал адмиралов Головко и Виноградова, за ними шел мой торпедист Буров и еще один в форме младшего лейтенанта. Его лицо показалось знакомым, где-то я уже его видел, но где – не помню. Когда к нему подошли ребята Большакова, вспомнил, возможно, просто догадался. Это же Леонов, разведчик.
– Товарищи, прошу внимания, – раздался чей-то голос.
В зале сразу наступила тишина. Открылась вторая дверь, и в зал вошли ПЕРВЫЕ ЛИЦА ГОСУДАРСТВА. Во главе всех Калинин – «всесоюзный староста», за ним Сталин, далее Берия и другие высокие гости, среди них Кузнецов.
После приветствия начинается награждение.
Вначале указ о награждении, потом товарищ Калинин вручал коробочку или коробочки с наградами, далее следовали аплодисменты герою.
Все вслушивались, ожидая, что вот именно сейчас зачитают его фамилию. А в зале снова и снова звучало:
– Указом Президиума Верховного Совета СССР от такого-то числа такому-то за боевые заслуги, – шел перечень его подвигов, – наградить тем-то и тем-то, да еще и присвоить внеочередное звание.
Некоторые фамилии опять-таки были знакомы. Вот я услышал:
– Капитану Александру Ивановичу Покрышкину за шестнадцать лично сбитых самолетов и десять в группе, за мужество и личный пример в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками присваивается звание майора с присвоением ему звания Героя Советского Союза и вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда».