Время бусово
Шрифт:
— Найдется, — запоздало отреагировал Вран, прерывая свой преж-ний путь и направляя стопы в сторону ближайшей корчмы.
Перебрасываясь ничего не значащими репликами, они тронулись по обочине пыльной дороги в сторону ближайшей корчмы, управляемой расторопным греком Леонидисом, как уже успел поведать о том черно-глазый Вран в ходе продолжившейся беседы.
— Говорят, что княжич Бус с женой-гречанкой прибыл, — объяснял столь бурное оживление в городе Вран. — Вот народец-то и засуетился. Всем хочется княжну-гречанку повидать.
— Неужели? — искренне усомнился Сколот, так как на его северной родине в браки с чужестранками не вступали, в своем роду-племени желанных находили и с ними в слюб вступали.
— Точно. Люди знающие видали, сказывали, — подмигнул Вран, и стал похож на ворона, на ту самую птицу, имя которой носил.
— Ну, если люди, да к тому же знающие, тогда точно, — вынужден был согласиться с новым знакомым Сколот. И тут же поинтересовался:
— А как же с верой быть? Чай, она иной веры… эллинской?..
— А что вера? — остался невозмутим Вран. — Вера верой, а жизнь жизнью… Когда детишек на полатях делают, кто про веру-то помнит… Некогда! Совсем другие думки сердца заполняют!
— Так гречанка не нашей веры, не славянской… — начал неуверенно Сколот.
— Ну и что?
— Как «что»? Ведь иноверка же. Жрецы брак не одобрят, да и роди-тели, я думаю, тоже… — искренне удивился курский гость. Потом по-смотрел внимательно на черноглазого, черноволосого Врана и добавил: — Может, ты и сам — греческих, а не славянских кровей? А?
— Может быть, — не стал переубеждать Сколота Вран. — Однако, — успокоил он нового знакомого, — в богов наших светлых верую и им поклоняюсь: и Сварогу, и Перуну, и Световиду, и Дажьбогу, и Стрибогу и еще многим нашим богам. Впрочем, у нас тут столько перемешалось народу, что сразу и не разберешь: кто каких кровей и верований. Но я — русич. Русич от пят и до кончика своих смоляных волос… — усмехнулся он. — Что верно, то верно! Как верно и то, что русколанцы выбор сына князя одобрят, как, впрочем, и князь с княгиней.
— В самом деле?! — проявил прежнее недоверие Сколот.
— Одобрят, одобрят, — заверил его Вран.
— Ну, не знаю… — не был уж столь категоричен курский гость. — У нас, северцев, такого не принято. — И пояснил, чтобы было новому зна-комому понятно: — Мы сами хоть и курские, но к северскому роду отно-симся. Старики говорят, что князь Сев давным-давно, еще в незапамят-ные времена, был нашим прародителем. Он первым поселения огнищан на наших землях основал. Потому — и северцы! И севера! И северяне!
— Одобрят, — повторил с уверенностью и убежденностью в своей правоте Вран. — Впервые что ли? Мало ли в полон женок брали, а затем на них же и женились, не спрашивая, какого роду-племени и какой веры они?..
— Так то полонянки. Они потом нашу веру принимали, нашим бо-гам требы справляли…
— Вот и гречанка нашу примет, если уже не приняла.
— Ну, разве так…
— А, может,
— Ну, нет! Такого и помыслить невозможно… чтобы Бус, сын ру-сича, сын русколанского князя, да иноверцем стал! Тоже скажешь… Да любой из нас, русичей, внуков Дажьбожьих, скорее умрет, чем вере сво-ей изменит! — искренне возмутился кощунственным речам нового зна-комого Сколот. Даже в седле подпрыгнул от такой неожиданности и дерзости мысли.
— Так-то оно так, но … — не унимался скептик и смотрел как-то од-ним глазом, вполоборота, словно вещая птица ворон, в честь которой и назван. Потом добавил как бы в подтверждение своих прежних слов: — Говорят — красивая. И богатая…
— Богатством нас не удивишь, как, впрочем, и женской красотой, — был непреклонен в своих мыслях и суждениях Сколот.
— Это, смотря, каким богатством, — подначивал Вран курского гос-тя, видя его простодушие и неискушенность в жизненных делах.
— Да любым. Мне дай горы золотые, но я от богов своих никогда не откажусь. Умру, но не откажусь!
— А вот умирать не спеши, — усмехнулся Вран, — особенно на пус-той живот… Умереть еще успеем… Нам пока не умирать надо, а в кор-чму попасть, да горло ссохшееся от жары винцом или сурьей солнеч-ной, чистой, как слеза младенца, промочить надо. А то на сухой язык и разговор сухой какой-то получается. — И подмигнул, как и раньше од-ним глазом.
«Ворон, ну, чистый ворон — птица вещая, — в который раз отметил машинально курский гость. — И надо же было мне с ним схлестнуться?»
— Кстати, вон и корчма грека Леонида, — пояснил между тем Вран, указав рукой на довольно-таки приличный каменный домик, выходя-щий парой просторных окон на городскую улицу, утопающую в зелени деревьев и кустарников. В глубине двора виднелась крытая камышом конюшня и открытая коновязь перед ней.
«Расскажи дома такое, — подумал про себя Сколот, размышляя над только что услышанной новостью о необычной женитьбе княжеского сына, — не то что не поверят, но и бока еще намнут, и к числу врунов причислят».
Впрочем, долго размышлять над услышанным не приходилось; он и сопровождавшие его всадники подъехали к коновязи и, соскочив с коней, поспешили привязать их, потом, следом за ожидавшим их у вхо-да Враном, пришли в корчму.
Корчмарь, крючконосый грек Леонидис, о котором уже упоминал Вран, встретил приветливо. Указал на свободный стол напротив откры-того окна:
— Садитесь, гости дорогие. Что прикажете?
Его черные, как и у Врана, глаза быстро обежали пяток новых по-сетителей, привычно оценивая их платежеспособность. Наметанный глаз остановился на Сколоте.