Время бусово
Шрифт:
— Верно, князь, пора…
— Еще хочу сказать: берегите Русь, нашу прекрасную Русколань! Это ко всем относится, — обвел он глазами поочередно присутствую-щих, — а к тебе, сын Бус — в первую очередь. Собирай земли Русские, береги Русь! Много у нее врагов, ох, как много!.. И еще распри между родами и племенами… Каждый старейшина, каждый князь желает быть государем, августом… себя выше других мнит. Потому и нет у славян единства… как у римлян, к примеру. А враги этим пользуются! И ста-раются то тут, то там кусок земли нашей отщипнуть, отторгнуть, ур-вать! Врагов много, но и друзья среди соседей всегда найдутся. Потому, сын,
Дажину трудно было говорить, но он говорил, говорил через силу, ибо говорил о самом важном, о самом главном: о Руси, о благе которой даже на смертном одре не мог не мыслить. Злату то и дело приходилось тряпицей убирать пот с лица отца.
— А еще скажу, — отдохнув, продолжил Дажин, обращаясь к Бусу, — отпусти, сын, с Богом тех молодцев, что татей, пустивших стрелу и ра-нивших меня, пытались изловить. Я знаю, сын, у тебя к ним есть спрос и обида… Но за добро русы всегда платили добром… То даже Творцу любо… Верно, волхв?
— Верно, — отозвался Златогор.
— И ты добром отплати, Бус, не гневи Сварога!
— Хорошо, отец, отпущу их с миром, — тихо, но твердо заверил Бус. — Исполню волю твою, отец. Отпущу и Сколота, и его товарищей, хоть, честно скажу, не по нраву мне это.
Придя к благополучному решению судьбы Сколота и его спутни-ков, Бус вдруг почувствовал, что у него словно тяжесть с сердца спала.
— Спасибо, отец, что это бремя с меня снял. И судить-казнить было тяжело, и собственной рукой обидчиков отпустить — душа не поднима-лась…
А князь между тем продолжил:
— Пожелают остаться в граде, пусть остаются… Возьми в дружину — такие не предадут… самыми верными будут. Волхв Златогор не даст соврать…
— Князь верно глаголет, — подтвердил правоту речи Дажина Злато-гор. — Такие самыми верными бывают во все времена.
— И это исполню…
— Мать и братьев младших не давай в обиду… Кровь одна!
— Не дам! Сварогом клянусь!
— Хорошо… коли так. Жену свою, взятую у греков, люби, но Боя-на, первенца своего, не позволяй ей обижать. А то бабы ласково стелят, да спать жестко — знаю их… Боян же… умным мальцом растет. Мнится мне, сладкоголосый будет… Поверьте, еще род наш в веках словом прославит!
— Исполню…
— Сестру же вашу, Лебедь, никому в обиду не давайте. Хоть и го-ворится, что дочери да сестры — это отрезанный ломоть, но кровь-то одна… Берегите ее! Это вас, сыновья, обоих касаемо, как старших…
— Исполним, отец, — в один голос ответили Бус и Злат.
— С супругой своей, спустя время, по нашему обряду, по нашей ве-ре обвенчайтесь, но если она возжелает в своей вере остаться, не пре-пятствуй. Бог, он хоть и по-разному называется у разных народов, но для всех един. Захочет храм поставить — разреши, помоги. Храмы — это не только божий уголок, но и красота, и твердь духовная, а значит, твердь народная! Жене не воспрещай ее веры придерживаться, но и свою веру береги!.. От отцов и дедов она нам завещана… Впрочем, тут я спокоен: Златогор и Злат в том будут тебе опорой и порукой…
Волхв и Злат молча поклонились.
— Если помру, то тело на костре сожгите, не прячьте под курган, как делали до сей поры с покойными сородичами, и не прячьте в домо-вину и могилу, как поступают христиане… Пепел по ветру развейте…
И опять все молча склонили свои головы в знак согласия и повино-вения, отдавая дань уважения последней воле князя Дажина, доброго родителя и умелого вождя.
Далеко за полночь продолжался разговор русколанского князя Да-жина с сыновьями и волхвом. Он совсем изнемог от дум и распоряже-ний, от напряжения воли и ума. Не раз и не два приходилось Злату ути-рать отцу лицо, очищая его от пота и давать глотнуть отвара, оставлен-ного в серебряной чаше знахаркой Зориной.
— Однако, устал я, — наконец, незадолго до первых петухов, молвил Дажин. — Идите почивать. И я подремлю чуток… Утром, Бог даст, про-должим…
Кряхтя и покашливая, Дажин повернулся на своем одре набок, ли-цом к стене, давая этим видом понять, что разговор окончен. Сыновья и волхв, стараясь не шуметь, двинулись к выходу.
ПРИНЦЕССА ЭВЛИСИЯ
Покинув комнату отца, Бус и Злат проводили волхва Златогора в приготовленную для него опочивальню, а сами направились в комнату к матушке, знали, что не спит, что ждет их.
Служанка Милана, дежурившая у дверей комнаты княгини, увидев их при свете свечей, проводила в комнату: «Княгиня ждет, просила про-вести, как только появитесь».
Вошли. В комнате княгини был густой полумрак, так как огонька в одной осветительной масляной плошке явно было недостаточно, чтобы осветить довольно большое помещение княжеской опочивальни. Мать, действительно, то ли в ожидании их, то ли в ожидании возможного зова супруга, сидела на лавке одетая, бодрствовала, не спала.
— Проходите, дети, — пригласила коротко. — Присаживайтесь.
— Вот пришли, матушка, чтобы успокоить… — начал Бус степенно, так, как и полагается будущему князю.
— Какое уж тут успокоение, дети… Как отец-то?..
— Держится. Все время различные наставления давал. Под конец устал малость, лег почивать. Знахарка Зорина находится поблизости… на всякий случай, в коридоре на скамье прикорнула.
— И то верно, поздно уже… или еще рано… — невесело усмехну-лась княгиня, намекая на то, что короткая южная ночь вот-вот окончит-ся и перейдет в утро. — Спасибо что зашли, не забыли мать. Теперь иди-те отдыхать. Чай, и вам, несмотря на молодость, несладко приходится. Всех горе надломило! Кто мог бы подумать, что так случится?.. — Из глаз княгини потекли слезы, но она их не спешила убрать с лица. — Ох, отец, отец… Однако, сыны, идите… отдыхайте. А ты, Бус, к супруге своей поспеши. Ей сейчас, возможно, хуже всех: от батюшки с матуш-кой, из родимого гнездышка вырвали… Одно это уже не в радость-то… И тут сразу же в объятья Жали и Кручины попасть — совсем плохо. Поддержи, сын, ее. Не оставь своей заботой…
«Какая славная у нас матушка, — подумал Бус, направляясь темны-ми переходами коридоров дворца в опочивальню супруги, — в собствен-ном горе еще о других думает и заботиться не забывает».
В комнате, отведенной под супружеское ложе Буса и царевны Эв-лисии, свечи не горели, и в помещении царил мрак, лишь немного раз-жиженный ночным лунным светом, струившимся через единственное узкое окно. «Однако, спит, — решил Бус, закрывая за собой тяжелую дубовую, скрипнувшую при раскрытии, дверь и перешагивая невысокий порог. — Жаль, придется потревожить».