Время бусово
Шрифт:
И откуда он только про убитого медведя прознал — непонятно, но с ходу торг затеял:
— Слышал, повезло…
— Не мне и медведю — жрецу, — отшутился Бродич.
— Мясо — куда?
— В казан. Хорошая приправа к каше будет.
— Сколько просишь?
— За что?
— За мясо… — начал издали купец.
— Да нисколько. Это божья добыча. Вот и пусть и идет на божье дело, на общественную нужду, в общий казан.
— Что ж, — согласился Прилеп. — Хозяин — боярин. А шкуру?
— Шкура мне отойдет, как охотничий трофей. Вместе с головой.
— Продай!
— Шкуру?
— Шкуру.
–
— Десять наконечников железных даю, — настаивает купец.
— А хоть десять раз по десять, — отвергает сделку Бродич. — Себе нужна.
— Да на что она тебе? — начинает злиться старшина торговых гос-тей.
— Сгодится.
Рубщики, услышав спор между Прилепом и Бродичем, работу ос-тавили, интересуются, чем дело окончится, устоит ли охотник перед напористым купцом или же сдастся и продаст тому медвежью шкуру, из которой отличная шуба может выйти, если, конечно, с умом подойти.
— Так ты себе еще добудешь, — не отстает Прилеп, возжелав во что бы то ни стало заполучить шкуру зверя, — ведь всему миру известно, что ты знатный и удачливый охотник. — Льстит он.
— Как добуду иную, тогда и продам, — стоит на своем Бродич.
— Так не продашь? — уже откровенно злится Прилеп: уж очень ему шкура приглянулась.
— Не продам.
— Смотри, пожалеешь! — Не скрывает угрозы купец.
— Угрожаешь?
— Советую.
— За совет — спасибо. А угроз я не боюсь. Ибо все мы под Сварогом ходим, все дети и внуки его. И ты, и я. Так-то…
— Тьфу! — сплюнул себе под ноги Прилеп, прежде чем уйти. А ко-гда ушел недовольный, вслед ему раздался чей-то разбойничий свист. Не любили Прилепа куряне за жадность и алчность его.
— Зря ты так, — подошел к Бродичу Сруб. — Уступил бы медвежью шкуру ему.
— Себе сгодится.
— Знамо, что сгодится, — не стал спорить Сруб, — но запомни, зло-памятен Прилеп, обид никому не прощает.
— Спасибо за предостережение, — от души поблагодарил Бродич старшину плотников, пользовавшегося уважением не только у своей плотничьей братии, но и у всех жителей града Курска. — Буду иметь в виду…
— Не за что. Мое дело сказать, твое — принять или не принять ска-занное…
И ушел проверять работу рубщиков.
Вскоре и Бродич, освежив тушу и сбыв ее с рук на руки Свиру, принялся за повал леса, забыв о разговоре со старшиной купцов кур-ских. С тех пор жрец Свир, набравшийся страху от близкого общения с косолапым, прежде, чем приступить к какой-либо работе, тщательно осматривался: нет ли поблизости зверя, нет ли смертельной опасности. Впрочем, опасения жреца были не напрасными — курский край славился всевозможным зверьем.
Зверя было много: то волки коротко взвывали, переговариваясь между собой и собираясь на охоту, то дикие кабаны, не таясь, шумели в соседних кустах, выкапывая из-под снега желуди, то зайцы целыми стайками перемахивали через уже образовавшиеся просеки и поляны. Иногда на делянки рубщиков забегали лесные красавцы лоси, по-видимому, спасаясь от волчьих зубов. Время от времени забредали степные великаны — туры. Огромные и величавые. И тогда лес надолго оглашался звонким стрекотом сорок, извещавшим лесной
Плахи старались подобрать одинаковой толщины, чтобы стена бы-ла ровнее и приглядней. Остальной материал то же шел в дело. Тот, что поровней и потолще — для внутренней стены, тот, что потоньше — для настила внутри стены и забрала, а тот, что был крив и кос и на строи-тельство не мог потребоваться, шел на дрова. Зимы на Руси длинные и холодные — топлива надо много…
Заготовленные плахи-бревна рубщики на своих дюжих плечах вы-носят из дубравы на обочину дороги, чтобы их отсюда могли увезти к будущей крепости. В лес ни на лошади, ни на быках не заберешься — снег и бездорожье, вот и приходится бревна таскать на собственном горбу. Русичи испокон веков такие: скотинку жалеют, о себе не думают. Да что тут думать. Если каждый себя жалеть начнет, да о себе мысли всякие иметь, то никакому делу никогда не быть. Особенно, воинско-му… Вот потому и таскают на себе. Впрочем, таскают хоть и на себе, но для себя, не для ворога же… Для ворога таскать не станут: нет в мире силы такой, которая заставила бы русича работать на врага. Тут смерть краше, чем труд подневольный! И о том знают враги. Потому и не берут русичей в плен: все равно никакого толка от таких пленников нет и не будет.
Огнищане из окрестных огнищ и селений, а также многие горожа-не, независимо от того, ткач он или гончар, кожевник или кузнец, имевшие в своих подворьях лошадей и быков, доставляли уже очищен-ные от коры и щепы бревна к старой ограде и аккуратно складывали, вскатывая одно на другое. Старая стена служила не только местом скла-дирования бревен, но и ориентиром: сколько надо заготовить новых плах взамен старых на данном отрезке стены.
КНЯЗЬ КУР И ПЛОТНИК СРУБ
Воевода наказ князя выполнил, зазвал плотницкого старшину на княжий двор.
— Почто звал, князь? — нисколько не смущаясь, спросил Сруб, от-крыто глядя на курского князя, когда поздоровались. Несмотря на свои значительные годы и тяжкий труд, был он крепок телом и духом, дай Дажьбог такого здоровья каждому.
А чего смущаться: сегодня Кур князь, а завтра, смотришь, вече другого избрало. А плотник — он всегда плотник! Его на вече не назна-чают, не избирают. К тому же Сруб был одним из лучших плотников не только в Курске, но и во всей округе. Его знали и в Ратце, и в Липовце, и даже в далеком Ярильске, названном так в честь Ярилы — Бога Солн-ца, одного из воплощений Сварога.
Срубу минуло сорок пять лет. Только-только вошел в силу, но еще до конца не заматерел: бородка лишь курчавиться начала, а не веником свисала. Было у него четверо сыновей. Нил, Лют, Вой и Мал. Все в от-ца: грудь из рубахи пучится, словно тесно ей там, в плечах — сажень косая, кулаки, как кувалда у кузнеца-молотобойца. Тоже плотницким делом промышляют, даже меньшой Мал, которому всего лишь четыр-надцать лет исполнилось.
— А звал потому, что думку одну имею, — степенно начал Кур, — да вот посоветоваться с тобой, знающим в своем деле человеком, решил.