Время, чтобы вспомнить все
Шрифт:
— Я не могу уйти из отеля, пока не придет моя смена, но могу принести вам бутылку другого виски, восемь долларов бутылка.
— Хорошо, неси эту.
— Это хорошее виски, но не «Джонни Уокер Блэк». Я на ночь всегда держу бутылку про запас. Люди приходят, хотят виски, а у меня всегда есть бутылка, а то и две.
— Если у тебя есть две, неси обе. Вот тебе двадцать долларов.
— Так сдача моя?
— Если есть две бутылки хорошего виски, сдача твоя.
— Вернусь через минуту.
Он вернулся через пять минут с двумя разными бутылками, но в каждой из них было виски.
— Я еще принес лед — вдруг вам
— Спасибо.
— Что-нибудь еще, сэр?
— Спасибо. Большего ничего.
Два дня подряд Джо пьянствовал в своем мрачном, унылом номере. На третий день в комнате зазвонил телефон, и он снял трубку.
— Боюсь, мистер Чампион, что нам придется попросить вас освободить номер. Сегодня ваши три дня истекают.
— Спасибо за напоминание.
Джо попросил посыльного принести ему бритвенные принадлежности. Он принял ванну, оделся, зашел в «Юнион лиг», съел яичницу, выпил кофе и несколько рюмок спиртного и послеполуденным поездом, в 16:35, отбыл в Гиббсвилль.
На этом поезде, уходившем из Филадельфии, состоятельные люди возвращались домой, как раз к обеду, а менее состоятельные опаздывали к ужину. Вокзал в Гиббсвилле был всего в трех улицах от дома номер 10 по Северной Фредерик, и Джо всегда шел с вокзала пешком.
Когда он вошел в свой кабинет, Эдит читала «Стандард». Она взглянула на него и снова уткнулась в газету.
— Я тихо напивался, — сказал Джо.
— Хочешь пообедать или хочешь сначала поговорить?
— Ты голодна? Если нет, давай пообедаем позже.
— Я не очень голодна, — сказала Эдит.
Она позвала Мэри и сказала ей, что они будут обедать на час позже. Пока Эдит говорила с Мэри, Джо налил себе виски с содовой и уселся в свое любимое кожаное кресло.
— Майк Слэттери пытался тебе дозвониться. Он звонил уже пару раз сегодня. И вчера. И позавчера.
— Трогательная забота. Что же ты ему сказала?
— Я говорила с ним только один раз — позавчера. Я сказала ему, что мы ждем твоего возвращения. После этого я велела, чтобы трубку брала или Мэри, или Мариан. Он попросил, когда ты вернешься, позвонить ему.
— Я пошел в гостиницу и напился.
— Один?
— Да, один. О, был ли я с женщиной? Нет, не был. По правде говоря, мне такое даже не пришло в голову.
— Иначе ты бы ее пригласил, — сказала Эдит.
— Нет, Эдит, не думаю, — сказал Джо. — У меня было такое состояние, что мне хотелось побыть в одиночестве, не видеть даже себя самого. Поэтому я и напился. Меньше всего мне нужна была нежная заботливость шлюхи.
— Нет, меньше всего тебе нужна была нежная заботливость жены. Судя по всему, тебе и в голову не пришло, что мы тут волнуемся. Я звонила в «Бельвью», но ты у них, разумеется, не значился. Я хотела звонить в полицию и в больницы на случай, если у тебя что-то снова случилось с ногой, но потом решила: случись с тобой несчастье, они бы тебя опознали.
— С моей стороны это было весьма безответственно.
— Весьма, — подтвердила Эдит.
— Мне так хотелось побыть одному. Я помню, как однажды ты рассердилась на меня — это было давно. Мы ездили на Виньярд, а потом должны были остановиться в «Бельвью». Кажется, у меня была назначена с кем-то встреча, этот человек ее отменил, и я решил вернуться домой. Но ты хотела сделать какие-то покупки и осталась в Филадельфии, а я уехал домой. Ты это помнишь?
—
— В тот раз тебехотелось побыть одной, а в этот раз мнехотелось побыть одному.
— Да, но ты знал, где я была. А я три дня не знала ни где ты был, ни с кем ты был. Я и сейчас этого не знаю, но думаю, что ты мне это скажешь.
— Скажу.
— Если ты этого, конечно, хочешь, — добавила Эдит.
— Мне, Эдит, нечего скрывать. Кроме моей невнимательности к тебе и моей врожденной истинной глупости, мне нечего стыдиться. Черт побери, это тяжкое разочарование — в моем возрасте вдруг осознать, что всю свою жизнь, или по крайней мере все свои зрелые годы, я надеялся получить то, на что, по моим представлениям, имел столько же прав, сколько… на то, чтобы взять из корзины с фруктами яблоко. Или купить в киоске газету. Бросить горсть монет и забрать свою газету. Я думал, что все это будет именно так просто, если я вообще об этом задумывался. В свои пятьдесят два я все еще считал, что стоит мне чего-то захотеть, и я могу это получить. Я настолько обманывался, что обманул и тебя. Мои устремления — я не знаю даже, как их назвать… они абсурдны. Еще три дня назад я думал, что… Какой же я дурак! Я заплатил за это сто тысяч долларов, но за такую глупость и этого наказания мало. Это вообще не наказание, потому что мне их не жалко. У Дейва Харрисона для таких, как я, есть название: «кретин». Но все эти рассуждения ничего не объясняют. Я расскажу тебе во всех подробностях, что произошло. Как ты помнишь, мы с Майком сели на утренний поезд и, приехав в Филадельфию, отправились в служебное здание на Северной Брод-стрит…
Джо рассказал Эдит все, что только мог вспомнить. Когда он закончил, она спросила:
— И это все, что ты сказал?
— Все. Наверное, они ожидали, что я страстно воззову к их… не знаю уж к чему именно… Я уверен, они ждали, что я произнесу речь. Но я уже давно готов был уйти. Я знал, что все кончено. Ну что еще можно было сказать? Восемь важных персон — девять, включая Майка Слэттери, — наблюдали, как я поведу себя, когда мне скажут, что я безмозглый кретин. Так чтоможно было сказать? Я мог вежливо заявить им: «Господа, я знаю, что я кретин». Но они об этом знали лучше меня. Они это знали давным-давно. Что же следует делать после того, как тебе нанесли coup de grace [43] ? Я никогда этого прежде не видел, но, наверное, у тебя по телу пробегает дрожь, и ты умираешь.
43
Удар милосердия, выстрел (фр.).Наносился смертельно раненному противнику, чтобы прекратить его мучения.
Эдит внимательно на него посмотрела, а потом сказала:
— Но ты ведь не проиграл.
— Я не проиграл? Эдит, что ты такое говоришь? Я растратил впустую бог знает сколько лет, я проколесил невесть сколько миль, потерял сто тысяч долларов и… самонадеянность.
— Да, все это так. Но ты не проиграл на выборах.
— Слабое утешение. Я не проиграл и в гарвардских играх. Но я в них никогда не участвовал. Меня не взяли в команду. Никогда не был даже запасным.