Время дождей
Шрифт:
За столиками прошел шумок.
— Продолжительность экскурсии три с половиной часа, выезд после обеда. К восемнадцати мы доставим всех к гостинице. Визит в Карпаты!… Вы увидите удивительную природу нашего края, убедитесь в чудесных превращениях карпатской зимы!…
— Когда выезд?
— В четырнадцать. Автобус будет ждать в парке.
— На лекцию не опоздаем? — спросил кто-то.
— Ни в коем случае.
На девятнадцать была назначена лекция Поздновой, посвященная Антипу Тордоксе и его иконам.
— Надо взять термос, — Шкляра мучила жажда. — Поедешь?
Кремер
Художник и его подруга спешили, Кремер так и не узнал, что у них за дела в городе.
— Сервус! Скоро вернемся!
После завтрака Кремер спустился в вестибюль, старичок администратор сидел за конторкой.
— События развиваются, — он поманил Кремера трубкой. — Теперь преступникам с иконами отсюда не выбраться! Следственные органы держат дорогу из Клайчева вот как! — старичок поднял смуглый кулачок, но Кремер снова обратил внимание на запястья, тонкие, как у ребенка, — я думал, вы знаете как понятой! И в городе заслоны…
Кремер вздохнул:
— Подполковник Ненюков перестал со мной советоваться!…
— Безобразие! — Администратор засмеялся. — На Веречанском перевале смотрят… А если на Веречанском милиция, то на Скотарском тем более! — Происшествие в замке придало ему дополнительный заряд бодрости. — А эти, должно быть, ходят по Клайчеву — тот, который на чердак лазил, и кто его закрывал снаружи… Делают вид, что незнакомы: «Разрешите вашу лыжную мазь?» — «Чудесная погода, не так ли?» — Он покачал головой. — Интересная жизнь у этих мошенников, не приведи, пречиста дева! Я рассказ читал. Оказывается, за крупными жуликами идут по пятам другие — рангом ниже. Следят за первыми: чуть те зазеваются — тут же выхватят их добычу. — Старичка явно забавляла ситуация. — Причем среди этих, вторых, и образованные люди встречаются! Никогда не подумаешь на них! Вот как!
У конторки смотритель-кассир Буторин разговаривал с уборщицей. Он кивнул:
— Крупные мошенники всегда неплохие артисты.
— На что надеются? — развел руками старичок. — Вызнали, где печная разделка, где что… Все разведали! А перед отъездом их все равно проверят на перевалах! Выставка закрылась! Не могут же они вечно здесь оставаться! И народ прибывает…
Последние дни зимы привели в Клайчево толпы туристов.
— Продажный город Рим, говорили древние, — Кремер разворошил почту на конторке. Свежую корреспонденцию доставляли после обеда, невостребованной телеграммы, адресованной Мацу-ре — «ребенок здоров», — не было, ее отдали дежурному по этажу.
— Я за съемки переживаю! — Старичок наконец нашел спички. — Нет погоды…
Кремер заметил, что вестибюль выглядит скучнее. Роман, подчиненный Буторина, таскал за собой по вестибюлю старую, закапанную краской стремянку и снимал афиши клайчевской выставки.
На видном месте висело объявление:
«ДЛЯ УЧАСТИЯ В СЪЕМКАХ ХУДОЖЕСТВЕННО-ДОКУМЕНТАЛЬНОГО ФИЛЬМА, ПОСВЯЩЕННОГО ОСВОБОЖДЕНИЮ ЗАКАРПАТЬЯ, ПРИГЛАШАЮТСЯ…»
— На лыжах пойдете? — спросил Буторин. По случаю вынужденного безделья работники выставки большую часть времени проводили
Кремер поблагодарил:
— Мне на почтамт. — Почтамт он придумал в последний момент.
Смотритель-кассир, прощаясь, поднес руку к шапочке.
«О каких заслонах идет речь?»— подумал Кремер, выходя на площадь.
За два дня он познакомился со всем Клайчевом. Административные учреждения — горисполком, почтамт — находились в здании бывшей ратуши. Здесь же, на Холмс, окруженная магазинчиками, возвышалась старая церковь — грубой кладки с крохотными узкими окнами.
Кремер вошел в церковь. Она оказалась непохожей на северные храмы — небольшой, темноватой. Экскурсовод выставки Володя Пашков разглядывал икону «праздничного чина» [2] .
2
Праздничный чин — третий по счету ряд пятитяблового иконостаса.
Заметив Кремера, он махнул рукой.
— Любуюсь, — Пашков кивнул на икону. — Есть в ней что-то… Бэм! Звучит вещь. Слышите?
На иконе был изображен богочеловек, спускавшийся по обломкам в ад, чтобы вывести жалких, сбившихся в кучу праведников.
— Рериха «Весть Шамбалы» помните? А «Гесерхан»? Нестерпимо громкий аккорд. — Пашков отчаянно жестикулировал. — Барабанная перепонка не выдерживала!…
— Пожалуй, — Кремер обратил внимание: похищенные во время кражи икон часы Пашкова так и не нашлись. След ремешка белел на запястье.
— …Музыковед объяснил бы лучше! Но иногда… Я говорю экскурсантам: «Слушайте картину. Именно слушайте…»
Пашков все больше запутывался в объяснениях. На них обратили внимание.
Кремер не заметил, как появилась Позднова.
— Что ты скажешь, Ассоль? — Экскурсовод оживился, его круглый картошкой нос наморщился. — Как композиция?
— Лицо Христа повернуто влево, в то время как на большинстве икон Христос берет руку Адама справа. Первое…
— Как у Тордоксы, — вставил Кремер.
Позднова посмотрела благодарно.
— Потрясающий мастер композиции… Правда? А глубина проникновения в образ?
— Вы видели «Святого Власия»? — спросил Кремер.
Она кивнула:
— Мы пробирались болотами: Кен-озеро, Семкин ручей… Фадей Митрофанович вынес икону. Он куда-то ходил за ней, икона была не в избе. Мы ждали… Я умоляла выставить «Власия» в музее Рублева!
— И все-таки уехала без иконы!… — перебил Пашков. — Я бы увез! — Экскурсовод стукнул себя в грудь. — Вы не знаете меня!
— «Не могу расстаться, — говорил Смердов. — В ней — моя жизнь». Подумайте! Если человек так поверил в искусство мастера, если репродукцией Тордоксы сегодня открывается каталог крупнейшей выставки…
— Аминь! — провозгласил Пашхов. — Ты опять расплачешься, а у тебя лекция.
— Вы плакали? — спросил Кремер.
— У Антонина Львовича был сердечный приступ…
«Значит, Терновский не уехал из Клайчева», — Кремер вспомнил свой разговор с собирателем икон в Москве, в кафе «Аврора».