Время дождей
Шрифт:
— Объявлено, что готовится экспозиция «Краски северных икон». Пусть думают, что им достались иконы с этих стендов…
Несветаев сверялся с записями, задавал новые вопросы.
— А если временно ограничить поиск районом кафе «Аврора», фабрики зонтов? Сенников может вернуться туда.
— Но его цель выставка. Иконы Тордоксы.
— А вдруг преступники подожгут выставку? Представляете?
— Для этого не обязательно входить в помещение.
— И все-таки?
Ненюков пожал плечами.
— Пусть у вас
— Это уже серьезно: в нашей грамматике слова «Прокурор» и «Прокуратура» пишутся с заглавных букв. — Ненюков улыбнулся.
— Тогда я первый «за».
Они проехали по улице Герцена, оставался последний поворот на Огарева. Ненюков приготовился выходить.
— Считайте себя зачисленным в группу захвата, — сказал он Несветаеву прощаясь.
— Желаю удачи.
К прокурору ездил генерал Холодилин. Ненюков ждал в приемной, глядя на стрелки часов, каждое движение которых приближало закрытие залесской выставки.
Управление жило обычной будничной жизнью. Входили и выходили сотрудники, звонили по телефону, оставляли секретарю справки и рапорта. Где-то в глубине здания невидимая рука отстукивала строчки ориентировок.
Отсюда — из центра предупреждения правонарушений и борьбы с преступностью — поступало все новое, чем располагала современная криминалистическая наука, здесь разрабатывались и координировались совместные действия по раскрытию наиболее опасных преступлений.
Операция в Залесске была крупным, но не единственным делом Управления уголовного розыска в ближайшие сутки.
Нетерпеливо поглядывая на часы, Ненюков не думал об уголовных делах, по которым так же в этой приемной ждал решений генерала. Переходить от раскрытия к раскрытию, считать главным то, что сегодня в производстве, — судьба инспектора по особо важным делам, однако сейчас Ненюкову казалось, что не было в его жизни дела значительнее, чем поиск этих покоробленных временем черных досок.
Ненюков не заметил, как в приемной появился Холодилин. Все встали. Генерал кого-то искал — спокойный, непроницаемый даже для коллег, от которых не могла, казалось, укрыться никакая тайна.
Взгляд его остановился на Ненюкове.
— Владимир Афанасьевич, — по лицу Холодилина по-прежнему невозможно было ничего прочитать, Ненюков приготовился к худшему. — План утвержден. Желаю успеха.
Судя по штемпелю, письмо ждало Кремера на почтамте больше недели.
«Уважаемый товарищ — выпускник нашего факультета!»
Кремер быстро проглядел текст:
«Традиционный сбор закончивших факультет состоится в банкетном зале ресторана «София» (ул. Горького, 32) в 18 часов 30 минут».
Приглашение было послано почти за месяц.
«Где я буду в это время?» — подумал Кремер.
Было интересно
Выходя из телеграфа, Кремер привычно оглянулся: несколько человек заполняли телеграммы, еще трое стояли у окошка — никто не устремился за ним следом.
День стоял хмурый, с морозцем. Табло над входом показывало 13.45. Кремер сунул приглашение в карман.
Сверху по улице Горького, от магазина «Меха», катило свободное такси. Кремер поднял руку.
— Знаете, где это? — Он сел, назвал адрес.
Таксист тронул машину с места.
— Что за вопрос!
Табло над телеграфом показывало 13.45. Минута тянулась удивительно медленно.
— Там фабрика зонтов… — объяснил Кремер.
— Я сказал! — рядом сидел видавший виды московский таксист.
Теперь у Кремера часы перед глазами в кабине: 13.48.
— Фабрика вон за тем домом, — показал таксист в 14.02.
— Остановите, я пройду.
Таксист затормозил, за поездку он не сделал ни одного резкого движения. В этом был особый шик. Деньги он, не считая, сунул в карман.
— Будь здоров, — сказал Кремер, хлопая дверцей.
Таксист в первый раз посмотрел в его сторону.
Дом впереди служил хорошиим ориентиром. Его стены были выложены тысячами четырехугольных пирамидок. Их верхние грани, несмотря на пасмурный день, выглядели освещенными.
Фабрика находилась позади, к ней примыкало несколько старых домов — бывшие общежития. Кремер представил их планировку — с высокими потолками, общими кухнями в конце коридоров.
«Сейчас нога попадет в колдобину», — подумал Кремер, входя в подъезд. Когда-то жил в таком доме.
Выбоина в полу оказалась обширной, но не глубокой. Некрашеные стены были сплошь исписаны каракулями, среди которых назойливо повторялась кличка «Сынок». Кремер посмотрел вверх — в большом вестибюле висела металлическая лестница. Пока он поднимался, сквозная арматура наполнилась гулом и внутренней дрожью.
Кремера интересовал Сынок, он жил на втором этаже — низкорослый, лет четырнадцати, с челкой, с трауром под ногтями. Когда Кремер вошел, Сынок стоял у окна и смотрел во двор.
Кремер понял, что Константина Сенникова здесь нет.
— Один? — спросил он на всякий случай.
— Ну, — Сынок выжидал.
— Пожалуй, я сяду.
За кушеткой Кремер увидел остов классической отечественной раскладушки, ею, должно быть, пользовался Константин в свои приезды. Здесь же лежала деревянная заготовка самопала, Кремер взял ее в руки.