Время и снова время
Шрифт:
Не дожидаясь, когда противник рухнет бесформенной кучей, Стэнтон перевернулся на живот и, превозмогая боль в ушибленной груди, приник к окуляру телескопического прицела. Чертов стрелок появился в самый неподходящий момент, подтвердив опасение Стэнтона, что кайзеровская охрана сильно превосходит своих австрийских коллег. Значит, они все-таки решили проверить крыши. Похоже, этот охранник был один, стало быть, еще есть время на выстрел.
Глянув в прицел, Стэнтон понял, что перестрелка с лысым длилась всего несколько секунд. Кайзер все еще возился с лентой. Два чиновника подскочили к монарху и натянули ленту, облегчая
Мысленно Хью возблагодарил небеса за любовь немцев к военным оркестрам. Стрельба – дело шумное. «Глок» работал негромко, но винтовочные выстрелы вполне могли расслышать на подиуме, если бы не оркестр. Пальбу, конечно, услыхали в садовом кафе, и оставалось надеяться, что она не привлекла внимания. В Берлине много машин, к выхлопам моторов уже привыкли.
Отринув все мысли, Стэнтон чуть повел стволом и поймал цель в перекрестье прицела. Кайзер стоял перед лентой, натянутой двумя чиновниками. Сановники сгрудились по краям помоста. Императрицы, к счастью, не было. Негоже убивать человека на глазах у его жены.
Сквозь прицел Стэнтон впервые видел кайзера так близко. Лицо это казалось удивительно знакомым даже ему, родившемуся в конце двадцатого столетия. Вот самые знаменитые на планете усы: расчесаны волосок к волоску, навощены, кончики воинственно закручены вверх. А вот глаза: сами по себе вовсе не злые, неумолимая жесткость взгляда приобреталась годами. Говорят, в детстве кайзер был дружелюбен и деликатен, но потом, став гвардейским офицером и юным правителем, намеренно вырабатывал в себе грубую властность. Видимо, думал, от него этого ждут.
Разглядывая кайзера, Стэнтон поразился его сходству с членами британской королевской семьи, даже теми, кто родился на сто лет позже. Один сильный генофонд. Мощный. Невероятно мощный. Британский король, германский кайзер, русский царь. Все друг другу двоюродные братья. Вот уж верно: чудны дела твои, Господи.
Стэнтон чуть сместил прицел, установив перекрестье в дюйме над переносицей Вильгельма. Кайзер что-то сказал – наверное, пожаловался на тупые ножницы. Но чопорности не утратил.
Строгий, властный.
Мертвый.
В прицел Стэнтон видел, как взорвалась голова цели. Для единственного выстрела он заготовил патрон с максимальной поражающей силой.
И тот не подвел. Безголовое туловище плавно взлетело и навзничь опрокинулось с помоста.
Стэнтон выполнил свою миссию.
Эрцгерцог Франц Фердинанд жив, кайзер мертв.
Великой войны не будет.
Мир спасен.
31
Стэнтон разобрал и спрятал винтовку в рюкзак. Поднял и туда же отправил стреляную гильзу. Из кармана достал гильзу от винтовки «Маузер Гевер 98», в то время бывшей на вооружении в немецкой армии, и бросил ее на крышу.
Полиция решит, что ей известно орудие убийства. Немецкая винтовка фиктивного немецкого убийцы. Настоящая пуля распалась на атомы.
Теперь предстояло выполнить последний пункт из плана Хроносов. Пункт противный. Все равно что из укрытия выстрелить в безвинного человека. Надлежало представить властям виновника. Немца. Дабы нация жаждала мести внутри страны, а не за ее пределами.
Спору нет, все логично. К 1914 году германские левые стали опытными борцами
И теперь получали дубину, о какой даже не мечтали. Одаривать их этой дубиной не хотелось. Обвинять левых в преступлениях, которых они не совершали, было старинной государственной забавой. Но ничего не поделаешь.
Лучше пусть Германия воюет с внутренним врагом, нежели со всем миром.
Из рюкзака Стэнтон достал листовку и положил ее на крышу, придавив гильзой от маузера. С ярко-красной прокламации сурово смотрел благородный рабочий, обрушивая мощный кулак на голову злобного карлика с лицом кайзера. Призыв был весьма прост: «Кайзер сдох! Рабочие, берите власть в свои руки!»
И все. Без особых подробностей.
«Пускай попотеют, – говорила Маккласки. – Пускай голову-то поломают. Кто убил Вилли? Вся страна завяжется узлом».
Оставив подложную улику, Стэнтон надел куртку и приготовился к отходу. Он позволил себе бросить прощальный взгляд на Потсдамер-плац, где, естественно, воцарился ад. Солдатские кордоны и даже военный оркестр сдерживали толпу, ринувшуюся к помосту, за которым сановники в цилиндрах обступили поверженного императора.
Это было око бури. Миг, когда камушек ударяется о гладь пруда. Но вот пошли круги: полицейские рассыпались веером, надеясь поймать злоумышленника, репортеры рванули к телефонам, желая первыми сообщить сенсацию века. Убит неоспоримый единоличный властитель Германской империи, державы с самой мощной экономикой и самой грозной армией в Европе! Возможно, влиятельнейший человек на планете. Не бывает сенсации громче.
Пока еще зыбь потрясения, разбегавшаяся со скоростью пешехода, держалась в пределах площади. Но стоит первому репортеру добраться до телефона или телеграфного аппарата – и от сногсшибательной новости содрогнется весь мир.
Стэнтон отвернулся. Не прошло и полутора минут, как он убил императора. Через две-три минуты новость достигнет кафе, но пока там все спокойно. С крыши пора уходить. Мелькнула мысль – как там подстреленный охранник? Может, еще жив? Тогда остается ничтожный шанс, что он сообщит приметы стрелка. Пускай, решил Стэнтон. Вполне достаточно одного хладнокровного убийства в день. Надо поскорее уматывать и разбросать листовки.
Пробежав по крыше, он на секунду притормозил перед садовой дверью и, собравшись, вошел в кафе, спокойный, уверенный и деловитый. Скорее всего, его никто не заметит, а если и заметит, потом не вспомнит. Потому что мир вокруг все тот же, каким был десятилетия. Прекрасный мир начала века, надежный и неизменный.
Мир, который проживет еще около минуты.
Через центральную дверь покинув кафе, Стэнтон спустился на пятый этаж и неспешно зашагал к главной золоченой лестнице. С галереи просматривалась макушка гипсовой крестьянки. Воображение дорисовало богатство, выглядывавшее в вырез ее блузы и доставлявшее неописуемое наслаждение поколениям хихикающих школьников. На ходу Стэнтон достал пачку поддельных социалистических прокламаций, положил их на балюстраду и стал спускаться по лестнице.