Время Изерлона

Котова Анна Юрьевна

Она сидела у окна, вглядывалась в лица, смеявшиеся ей навстречу с глянцевой бумаги, гладила пальцем щеку Райнера Блюмхарта.

Полгода, как я живу без тебя. Как ты там? видишь ли ты меня из своего непостижимого далека? знаешь ли, что у нас будет сын? Теперь уже известно, что это мальчик. Райнер Леонард, я так решила. Ты не против? Наверное, он потому и мальчик, что я все время называла его — Райнер Леонард… Глупости, конечно. Наоборот. Мальчиком он был с самого начала, еще в те дни, когда мы были вместе с тобой и не подозревали, что он уже есть. Маленькая искорка, засиявшая тайно, не сказавшись. Мы зажгли ее вдвоем, Райнер Блюмхарт, нечаянно, просто потому, что не задумывались ни о чем… как хорошо, что мы не задумывались. Могли ведь решить — рано, не время, потом, после войны… и не осталось бы у меня ничего, кроме этой фотографии, где ты счастлив. И я счастлива. И еще буду счастлива, обязательно. У меня же есть он — вот этот

человек, который еще не родился, но твердо решил родиться. Упрямый. Как я хотела бы, чтобы ты увидел меня сейчас, раз уж мне не дано увидеть тебя. Еще лучше, конечно, чтобы ты вернулся. Ну ее, эту Валгаллу, там же ничего хорошего нет. Разве что — там твои друзья. Но ведь здесь тоже — твои друзья. Ну, не совсем здесь… они на Изерлоне. А тут, на этой планете, только я — и твой сын.

За окном сгущался вечер, наверное, поэтому изображение на фотографии расплывалось, и казалось, Райнер шевелит губами, отвечая. Потом она услышала и голос. И теплая, такая знакомая ладонь провела по щеке, стирая слезы. Я знаю, это просто сон. Я не хочу просыпаться, Райнер.

Не уходи.

Райнер-младший родился 1 января 801 года, опередив назначенный ему срок на две недели.

Оказалось, миссис Бьюкок была права на все сто, не давая Мэри тратить полученные при увольнении деньги. А так — хватило на самое необходимое. Кроватка, коляска, множество маленьких одежек, подгузники и бутылочки, ванночка и погремушки… Где-то далеко, за пределами очерченного лампой круга, продолжалась великая политика. Ни мать, ни бабушка — ни уж тем более младенец — не помнили о ее существовании.

В доме царил Райнер Леонард, и весь мир вращался вокруг него. Что было им до волнений, сотрясавших галактику, когда малыш хотел есть или — тьфу-тьфу, не накаркать бы! — у него болел животик? Он просыпался по ночам. Он плакал. Он улыбался. Он научился переворачиваться в кроватке. Он смеется, смотрите, миссис Бьюкок, вот как мы смеемся!

У него не было ямочек на попке и перетяжек на ручках. И щеки не такие толстые, как хотелось бы. Зато аппетит превосходный, и голос громкий.

И круглые карие глаза в окружении темных ресниц.

Миссис Бьюкок из деликатности ни разу не уточнила, который из парней на той фотографии причастен к появлению на свет Райнера Леонарда. Можно было, в общем, догадаться, но не наверняка. Теперь же карие глазищи ребенка раз и навсегда неопровержимо указали, кто именно там, на групповом снимке, майор Блюмхарт.

Если малыш пойдет в отца, он будет красив.

Впрочем, мы пристрастны. И все-таки наш мальчик — лучший мальчик в мире, правда, миссис Бьюкок? — Конечно, милая. Разве может быть иначе?

Хайнессен. Конец войны

По всей вероятности, детьми движет инстинкт, который позволяет им идентифицировать базовые человеческие эмоции (радость, огорчение, удивление, страх и т. п.). А вот оттенки этих чувств малютке предстоит еще долго осваивать на практике. Когда же начинается эта активная практика? На 4-м месяце жизни!

Растим малыша. — Популярный справочник для родителей. — Шампул, 785 г. к.э.

1 июня 801 года, 3 года по новому имперскому календарю, новость о перемирии достигла Изерлона, и около 100 000 солдат, бывших на станции, возликовали. Но когда были перечислены имена жертв, включая Вилибальта Иоахима фон Меркатца, Вальтера фон Шенкопфа и Луиса Машенго, атмосфера изменилась, став серьезной, а затем подавленной. Особенно страшной была судьба полка розенриттеров, из которого выжило лишь 204 человека, и все они были ранены.

История галактических войн, т. VI. — Серия "Популярная энциклопедия". — Хайнессен, 6 г. Новой эры

Мы передадим Изерлонскую крепость имперской армии, а взамен потребуем, чтобы они признали политическую автономию Хайнессена. И в конечном счете мы заставим Империю принять конституцию, устанавливающую парламентские институты, и сделаем всю Империю более открытым обществом. Конечно, это не будет легкой задачей. Нам понадобится много времени и продолжительные усилия.

Юлиан Минц. Перспективы Баалатской автономии. — Сборник статей. — Хайнессен, 3 г. Новой эры

Зимой в Зеленых Полянах не было ничего зеленого, разве что облупившаяся краска на калитке. Ветер свистел в голых кронах деревьев, раскачивая тонкие черные ветви, иногда сыпалась снежная крупа, а иногда плавно кружили белые хлопья; потом теплело, и тяжелый сырой снег приходилось сковыривать с дорожки. Мари скребла по бетонным плитам плоской лопатой на длинной ручке. Монотонная работа совершенно не требовала участия головы, разрозненные мысли всплывали и улетали бесследно в неизвестном направлении. С соседних участков доносилось такое же шварканье, там тоже чистили дворы. Мы летаем

на световые годы по всей галактике. Наши корабли пронзают неимоверные пространства. Мы уничтожаем целые флоты энергетическими монстрами вроде Торхаммера — нажатием одной кнопки. Но когда наши палисадники заваливает снег, мы вытаскиваем из кладовок дворницкие скребки, изобретенные в незапамятные времена, чуть позже колеса, и шкрябаем вручную, как шкрябали тысячу лет назад… две тысячи… или все пять. Надо пошевеливаться, скоро проснется Рэнни и потребует маму, немедленно, потому что очень, очень хочется есть! И если дорожка не окажется расчищенной к этому моменту, миссис Бьюкок возьмется за лопату сама, а ей же восемьдесят лет… если не больше. Мари не знала точно, сколько лет бабушке ее сына, как-то не было повода уточнять, но уж что ворочать мокрый снег ей ни к чему, очевидно. А потом еще идти добывать пропитание. Сначала покормить малыша, потом запаковать его в теплый спальный мешок из искусственного меха, уложить в коляску — и в рейд.

С некоторых пор это стало проблемой. И не только потому, что мало было денег. Конечно, две женщины и младенец, живущие на одну пенсию, съеденную инфляцией, шиковать не могут, — это понятно. Как только появится возможность, нужно устраиваться на работу, хоть куда, хоть кем, — и лучше всего в гараж. Пока люди ездят на машинах, всегда найдется заработок для тех, кто умеет эти машины чинить. Но Рэнни еще нельзя было оставить надолго. Вот подрастет чуть-чуть, тогда… Собственно, Мари уже погуляла по окрестностям с коляской, внимательно читая вывески, и подходящая автомастерская нашлась всего в получасе ходьбы от дома. Но всерьез думать о работе можно будет еще не скоро. Оставалось экономить. Капуста, морковка, крупы. Мясо с костями — оно дешевле, и чаще бывает в продаже, и бульон выходит наваристым, получается и суп, и второе. Хорошо, что ребенку пока не требуется ничего, кроме маминого молока. Зато он растет, и вместе с ним растут рубашечки, ползунки, шапочки… Некоторое время обойдемся тем, что уже приобретено, но скоро придется расширять гардероб… А подгузники…

Но режим экономии — только одна сторона дела. Другая же сторона заключалась в том, чтобы вообще найти эту самую еду. Экономика, подорванная еще во времена Альянса бесконечной войной, после завоевания Рейхом не успела не то что наладиться — ей и вздохнуть не удалось. Мятеж Ройенталя, непрерывные волнения, забастовки, диверсии, мятежи и прочие беспорядки сказались на рутинном существовании самым плачевным образом. Каждый день нужно было отслеживать, где что удастся купить, немедленно бежать туда и занимать очередь. Иногда армия устраивала раздачу продуктов со складов — и надо было успеть. Из уст в уста передавались самые важные новости. В лавке Саймона появился стиральный порошок, Саймон сам хвастал, — купить пачек пять. В овощном на Рэнсом-стрит продают очень приличную картошку, а на аллее Свободы есть творог. Вы идите за творогом, миссис Бьюкок, а мы с Рэнни за картошкой, у коляски внизу удобная сетка, не волочь в руках эти килограммы, — а потом заедем к вам в молочную лавку, вместе пойдем домой…

Сведения о последних политических событиях тоже добывались в очередях, так сказать, в качестве бесплатного приложения. О чем еще говорить незнакомым людям? В конце февраля настойчиво звучало: Изерлон. Битва в Коридоре. Адмирал Вален едва унес ноги от Торхаммера. Новые власти приложили немало усилий к тому, чтобы перекрыть связь с последним островком демократии в галактике, — да когда и кому это удавалось? Каждый житель Хайнессена при удобном случае вставлял свое мнение. Слухи ходили самые невероятные, ясно было, что их нужно делить на десять, а то и на все двадцать. В конце марта на планету прибыла новая метла — и теперь все говорили о "сенокосе Оберштайна". Мало не показалось никому. Прокатилась волна арестов, хватали, похоже чуть ли не всех крикунов подряд, и даже в Зеленых Полянах были арестованы несколько человек. Мари вспомнила о Кравчиках, попыталась дозвониться, но линии, конечно, были заняты. Миссис Бьюкок тоже пробовала кому-то звонить, потом собралась и поехала в город. Вернулась молчаливая и потерянная и не хотела ничего рассказывать. Официальные новости были скупы, очереди захлебывались от фантастических версий, затем заговорили все настойчивей: жизнь арестованных предложена в обмен на капитуляцию Изелона, и тут оказалось, что именно это и выяснила тогда миссис Бьюкок, именно потому молчала. Как бы ни поступили те, на Изерлоне, это будет выбор между плохим и ужасным… может быть, они придумают что-нибудь? В апреле были беспорядки, мятеж в тюрьме и танки на улицах. В мае наводить порядок явился сам кайзер во главе нешуточного флота, и в воздухе отчетливо запахло новым витком войны. Кажется, как бы ни повернулось дело, этот виток будет и последним… и что это будет означать для тех, кто остался в Изерлонском коридоре с горсткой кораблей, для людей, запертых в неприступной, но такой маленькой крепости? Думать об этом было страшно, не думать — не получалось.