Время карликов
Шрифт:
– Попробуй, Виктор, тартар – блюдо исключительно для мужчин.
– А что это? – впервые открыла рот незваная гостья.
– Татарское блюдо, – мило улыбнулась Эльжбета, – сырой бараний фарш с луком и черным перцем.
Она наготовила много всего, даже лепешки на конопляном масле, которые обязательны к столу в сочельник. Девушка, правда, почти ничего не ела, а Эльжбета старалась не обращать на гостью никакого внимания. Но главное она все же разглядела: гостья была красива и кого-то напоминала. Чуть позже гостеприимная хозяйка вспомнила – эта девушка живет в соседнем доме и иногда они встречались в магазине. Но только сейчас довелось узнать, что она русская. Хотя русскими здесь называют и пожилую чету сербов из последнего подъезда, и украинку, работающую
– На здравье!
– За счастье! – поддержал ее Виктор.
А девушка, подняв на них глаза, тут же опустила взгляд, и на скатерть упали две капли. Вот те раз! Плакать во время праздника. Эльжбета взглянула на гостя и тут же успокоилась: все будет хорошо – это не соперница.
Подрезов вошел в цветочный магазин вместе с Тугриком, выбрал букет роз и дал понюхать собаке. Тугрик чихнул, и тогда Виктор сказал продавцу-боснийцу:
– Берем этот!
Подарок для Эльжбеты – большой парфюмерный набор Диора – лежал за пазухой куртки. Осталось только зайти и купить шампанского. Возле автобусной остановки стояла девушка в короткой дубленочке и прикрывала лицо руками. Подрезову показалось, что она плачет, но разве могут плакать люди в сытой стране накануне праздника. Когда Виктор вышел из магазина с пакетом, он посмотрел вокруг, но девушки рядом с остановкой не было. Она сидела уже внутри на узкой невысокой скамеечке, так же прижав ладони к лицу.
– Гав! – сказал Тугрик, проходя мимо.
Они уже почти пересекли дорогу, но вдруг Подрезов потянул за поводок, останавливая собаку, повернулся и вошел под крышу остановки.
– Vad har h"ant? [2] – спросил он.
Но девушка, хотя и оторвала руки от лица, тут же отвернулась в сторону.
– Kan jag hj"alpa dig med n^agonting? [3]
Но та лишь потрясла плечами и вдруг разрыдалась, попыталась вскочить и убежать, снова прикрывая ладонями мокрое лицо, но Виктор уже схватил ее за плечи:
2
Vad har h"ant? (шведск.) – Что случилось?
3
Каn jag hj"alpa dig med n^agonting? (шведск.) – Могу я чем-то помочь?
– Ber"atta, vad har du f"or problem? [4]
Девушка уткнулась лицом в его куртку и совсем тихо, закусывая губы, произнесла:
– Не надо. Отпустите меня!
Но сказала она это по-русски. И тогда Подрезов прижал ее к себе и сказал на языке, на котором уже полгода ни с кем не общался:
– Идем ко мне. Все расскажете, а я уж подумаю, чем можно Вам помочь. Заодно и праздник отметим.
Но несчастная, даже не удивляясь тому, что встретила здесь соотечественника, стояла пригвожденная к шведскому асфальту:
4
Ber"atta, vad har du f"or problem? (шведск) – Расскажите, в чем Ваша проблема.
– Вы не сможете мне помочь.
Удивительно: почему люди, пытаясь избавиться от проблем, оставляют свой дом и отправляются в края, где, по их разумению, проблем не бывает вовсе, а на них наваливают неприятности, несоизмеримо большие?
Химический состав воздуха одинаков везде, только на родине всегда дышится легче. Запах чужбины – это аромат рабства, даже если там вдоль дорог растут орхидеи, а не одуванчики. За океаном есть континент эмигрантов, дети, внуки и правнуки которых называют свою новую Родину – эта страна. Для них, может быть, и нет разницы – эта или какая-нибудь иная. А для русского Родина – понятие генетическое, потому что земля наша святая, даже если ею правят карлики. Россия – место, где сохраняется генофонд нашей цивилизации. И сейчас неизвестные русские умы хранят тайны, которые могут быть признаны величайшими открытиями в двадцать втором или в двадцать третьем веке.
5
– Ты куда-то собираешься? – спросила мама, заходя в комнату.
Лена перед зеркалом продолжала закручивать щипцами волосы и только кивнула головой.
– Ты уходишь? – спросила мама.
– К подружке на день рождения.
Лена пыталась сдерживаться, но это было тяжело. Она за две недели предупредила. Вчера снова сказала, и мать отпустила, и вот опять.
– В Москву?
Лена кивнула.
– Смотри, не задерживайся. Закроют метро, домой не вернешься. Таксисты знаешь, сколько берут.
Мама замолчала, и Лена знала почему: сейчас она думает о том, какую бы сумму назвать, чтобы напугать дочь.
– Рублей десять, не меньше!
И тут же начала рассказывать выдуманную историю о Марье Ивановне из сорок второй квартиры, которой пришлось ночевать чуть ли не на вокзале, потому что наглый таксист попросил до Балашихи десятку и не хотел уступать, а у бедной соседки в кошельке было всего семь сорок.
Бедная мама: она не знает, что сейчас даже самый добрый частник не возьмет ночью до Балашихи меньше полусотни. Конечно, придется остаться у подружки, а маме позвонить прямо оттуда: «Мамусик, я опоздала к метро, переночую у Ольги».
Ну все, остался последний штрих, и можно будет бежать.
Лена посмотрела на себя в зеркало и осталась вполне довольной. Если бы она могла позволить себе одеваться так же, как сегодняшняя именинница! Вокруг Ольги постоянно увивается толпа поклонников, а к ней подходят только тогда, когда хотят попросить списать что-либо или подсказать на зачете или на экзамене. Хотя подружки-сокурсницы вздыхают: «У тебя, Ленка, такая фигурка! Да и личико тоже». А промеж себя злорадствуют: конечно, она им не соперница – пальтецо, в котором бегает с девятого класса, стертые джинсики, а когда ходит в юбке, то самой стыдно – кажется, что все видят штопаные колготки. Стипендия – сорок рублей, пенсия за отца чуть больше, и мамина зарплата – сто десять: на это не разгуляешься.
В дверях Нина Ивановна останавливает дочку и, целуя ее на прощанье, шепчет в ухо, чтобы не услышали соседи по площадке:
– Какая ты красивая!
И тут же сует в руку розовую банкноту с портретом вождя.
– Возьми десять рублей на всякий случай. Только постарайся не опоздать на метро.
В магазине на Кудаковского толпа, хвост вываливается наружу – как раз к автобусной остановке: народ отоваривает талоны на крупу и сахар. Стоят в основном женщины, а в пятидесяти шагах от метро свалка мужиков – в винный отдел завезли водку. Наверное, пол-Балашихи здесь. Зато автобус идет почти пустой – сорок минут езды до Щелковской, потом столько же на метро, а по проспекту Карла Маркса приятно пройтись пешком – середина мая – благодать!