Время карликов

Рыбинский Игорь Егорович

Все остальное было уже не важно. Мир вокруг скрылся в тумане небытия, исчезли стены квартиры и дом, двор, улица. Светило солнце, рядом проносились тонкие невесомые облачка, сквозь которые просвечивал маленький остров, поросший ивами. На серебряной воде отдыхали стаи перелетных птиц, а с невысокой голубой церквушки разносился по округе звонкий голос колокола.

6

Мне очень жаль Владимира Фомича, а еще больше себя. Дело даже не в гонораре, не в обещанной Высоковским Государственной премии: была бы книга издана большим тиражом – уже радость для автора. Все бы жители нашей страны ее читали. Для детей можно было адаптировать

текст и первоклассникам в день их первого прихода в школу дарить «Рассказы о Вове Высоковском»; для студентов издать сборник избранных экономических статей уважаемого академика и президента с моей вступительной статьей страниц на триста, для любителей эротики роскошное издание с фотографиями и рисунками «Женщины в жизни президента», для народов Крайнего Севера… Да что там мечтать – не сбылось и слез не осталось! Мне оставалось только бродить по улочкам Голодая, придумывать сюжет для новой книги, которая будет более удачной, нежели эта, принесшая мне только разочарования. Маршрут для своих прогулок я выбирал, чтобы пройти мимо зданий, где жил когда-то и был счастлив. Направляясь как-то к величественному храму искусств, в котором меня почти семь лет обучали живописи, идя по брусчатке Академического переулка, увидел вдруг влюбленную парочку. Это был Лешка Боброк со своей молодой женой. Он так изменился, что узнать его было сложно. Хотел подойти к ним, но не решился – уж больно счастливые у них были лица. Пришлось отвернуться и сделать вид, будто читаю текст полинялой предвыборной листовки, наклеенной на водосточной трубе.

Закончился март, пролетел апрель, наступил май – светлый и теплый. Все, как обычно: желтые цветы одуванчиков на газонах, радостные крики воробьев, переживших зиму, машины, развозящие по городу бочки с квасом, девушки в мини-юбках и полупрозрачных блузках – счастье, одним словом.

В один из таких дней, а точнее сказать, однажды утром встретились на автозаправочной станции, что на набережной Смоленки, два автомобиля. Чуть не столкнулись даже – шикарный «мерседес» и потертый «Вольво-740». Водитель последнего, как видно, из-за отсутствия опыта, выруливая от колонки, подрезал дорогу подлетевшему чуду германского автомобилестроения, но владелец «мерседеса» лихо вывернул и подъехал к колонке. А «вольво» заглох. Человек, сидящий за рулем, тщетно поворачивал ключ зажигания, машина дрожала, что-то скрежетало в моторе и гремело в багажнике.

Хозяин «мерседеса» уже заправился, отъехал, но возле входа на Лютеранское кладбище остановил свой автомобиль, вышел и подошел к шведской развалюхе.

– Вам помочь?

И тут же удивился:

– Вовка?

За рулем «Вольво» сидел Высоковский – еще совсем недавно наиболее реальный претендент в президенты страны. А подошедший к нему, как вы уже, наверное, догадались, Подрезов.

– Давай заведу, – предложил он другу детства.

Вскоре мотор заработал, но они оба оставались в машине, хотя и молчали, не зная, о чем говорить.

– Здесь часовня есть какая-то с чудотворными мощами, – наконец махнул рукой Владимир Фомич, показывая через речку на ворота православного кладбища, – я еще тогда ее заприметил, когда тебя хоронили.

Он смутился:

– Ну, ты меня понял.

Конечно, Подрезову стало ясно, что имеет в виду друг детства, но он только спросил:

– Ты-то как? Высоковский махнул рукой:

– Все отобрали. Все! Видишь, на чем ездить приходится.

– Судя

по номеру, – заметил наблюдательный Виктор, – ее на учет ставили в девяносто первом. Скорее всего, из той партии, что мы тогда пригнали.

– Вернуться бы в то время, – вздохнул Владимир Фомич, – или еще раньше, когда никто никому не завидовал, всем было одинаково хорошо, потому что жили одинаково плохо. Но мне бы туда хотелось – в маленькую квартирку, чтобы Рита была рядом; я бы приходил с работы, а она спрашивала бы: «Как дела, Высик?». А я бы отвечал: «Замечательно, сегодня заказы выдавали к празднику со шпротами, красной икрой, банкой сгущенки и килограммом гречневой крупы».

– Как она? – спросил Виктор. – Не знаешь?

Высоковский отвернулся и глянул в боковое окно:

– Звонил я в Таллинн, а Вальтер сообщил, что развелся с ней семь лет назад и теперь у него другая жена. Полька, между прочим. И двое детей. А Рита неизвестно где.

Солнце над городом померкло, а потом и вовсе скрылось за облаками.

– Кажется, дождь скоро начнется, – встревожился Владимир Фомич, – а мне потом опять машину мыть.

– Я теперь беднее самого последнего нищего, – добавил он без всякой связи.

– Нищие чужие машины моют, – уточнил Виктор, – а ты свою.

За окнами стало совсем мрачно, поднялся ветер, закручивая дорожную пыль в маленькие подобия смерчей. Какая-то старушка перешла через дорогу и подошла к автомобилю. Она протянула ладонь к раскрытому окну.

– Кто бы мне подал, – вздохнул Высоковский и развел руками, стараясь не смотреть на нищенку.

Но потом, словно устыдившись, полез во внутренний карман и, достав бумажник, вынул оттуда несколько банкнот.

Но старушка отвела его руку в сторону.

– Дай мне царя с копьем, – сказала она.

Высоковский в недоумении пожал плечами и оглянулся на друга.

– Она просит копейку, – улыбнулся Виктор.

– Где ж я возьму?

Но все же он достал из кармана горсть мелочи, и нищенка покопалась, выбрала монетку. Потом поклонилась и протянула Владимиру Фомичу сложенный лист бумаги:

– Читай, родимый!

Она отошла под редкими каплями начинающегося дождя.

– Сейчас хлынет, – обреченно произнес Высоковский, – давай разбегаться, что ли.

– Я тебя через мостик переброшу, а потом вернусь, – кивнул Подрезов.

Машина тронулась, не спеша въехала на неширокий мост – впереди была перспектива длинной улицы, теряющейся в тумане начавшегося дождя. На трамвайной остановке, прижавшись к стене дома, стояла молодая женщина.

– Прихватим ее, – предложил Владимир Фомич, – а то вся промокнет.

Но Подрезов только улыбался: он уже давно видел, что под ливнем сгибается бывшая Вовкина жена – Рита, прикрыв голову, словно зонтом, полиэтиленовым пакетом.

Они не доехали до нее несколько метров. Виктор остановил машину и сказал:

– Я побегу, а ты за руль перебирайся. Только девушку не забудь до дома довезти.

Высоковский, держащий в руках листок бумаги, хотел было сунуть его в карман, но в последний момент развернул:

– Посмотрим, что мне эта бабка тут написала. Развернул и удивился:

– Молитва какая-то.

Виктор уже выбрался из машины, но не захлопнул дверь, а полез в карман пиджака и достал оттуда стертый медный кругляшок:

– Возьми, Вова, тебе это пригодится.

А потом махнул рукой Рите: быстрее в машину.