Время колесниц
Шрифт:
— Ты что вытворяешь?! — набросился на него озверевший Белг. — Уже наглотался своих дурманных листьев? Не мог до вечера подождать? Хочешь, чтобы вся моя дружина уверовала в дурное знамение и вернулась домой?!
— Я не...
— Я сам его прикончу! — Белг, подняв свою медную палицу, что есть силы врезал лежащему на камне Роногу по голове; но попал держащему его ургиту в руку. Тот взвыл от страшной боли и отскочил в сторону, ухватившись за сломанное запястье. Недолго думая, вождь нанёс ещё один удар; теперь он приложился точно по шлему второго склонившегося над жертвой витязя.
— Да по какому праву ты, степной шакал, поднял руку на меня, Гразма, сына Грока, внука Гремлира, правнука Бреса, праправнука Урга, прапраправнука Торнора? — грозно вопросил он и с размаху двинул Белгу кулаком в челюсть. — Не вождь ты мне больше!
Сознание предводителя ургитов затуманилось: пошатываясь, отступил он на несколько шагов и рухнул прямо на руки своему вовремя подскочившему колесничему.
Стоявшие подле бойцы схватились за оружие. Неизвестно, чем бы всё это закончилось, если бы не голос, который заорал срывающимся фальцетом:
— Стойте! Угомонитесь! Разве вы не понимаете? Всё от него! Он виноват! — Указующий перст жреца был нацелен на застенчиво улыбающегося Ронога. — Истинно говорю вам! У него дурной глаз! Он наводит порчу! Посмотрите — да ведь он потешается над нами!
— Похоже, ты несколько умнее, чем кажешься на первый взгляд, — заметил Роног. Его уже никто не держал, теперь маленький человечек вальяжно расселся на жертвенном камне, подогнув под себя ноги.
— Не упускайте его из виду! — распорядился жрец, в глазах которого разгорался холодный огонёк. — И подайте сюда сыромятный ремень подлиннее!
Ургиты обступили камень плотным кольцом. Впрочем, Роног и не пытался бежать. Он покорно подставил шею, на которой ловко захлестнули принесённый повод; за один конец взялся сам жрец, а другой передал стоявшему поблизости воину.
— Тяни!
И они принялись тянуть. Оба шипели от натуги, сами покраснели и запыхались, но Роног не проявлял ни малейших признаков удушья. К перетягиванию ремня присоединились ещё двое, затем ещё четверо; всё было по-прежпему. Пришедший в себя Белг смог лицезреть совершенно нереальную картину: шестеро здоровых мужчин душили одного, а тот даже не предпринимал попыток стащить с шеи удавку. С лица Ронога не сходила добрая, немного усталая улыбка.
— Может, попробуем разорвать его надвое колесницами? — пропыхтел один из участников экзекуции. — Привяжем за руки, за ноги и...
— Отличная мысль! — немного оживился жрец. — Бросайте-ка этот ремень и хватайте его покрепче!
— Вот уж дудки! — внезапно заявил коротышка, скинул с плеч свой куцый плащ и вывернул его наизнанку, открыв на всеобщее обозрение подкладку, выполненную из множества пёстрых птичьих перьев. Руки воинов ухватили лишь пустоту — на камне сидел белый ястреб-перепелятник.
— Оборотень?! Не уйдёшь!
— Посмотрим! — ответил ястреб и больно клюнул жреца в нос. Спрыгнув с камня, птица проковыляла по земле к— носилкам, на которых лежал раненый тординг.
— Ловите! Ловите его! — Хлынувшие из глаз слезы слепили священнослужителя, он с трудом
Каким образом столь небольшая птица смогла поднять в воздух взрослого мужчину, осталось неизвестным. Воины в изумлении уставились в небо, провожая взглядом два удаляющихся силуэта. Кто-то потянулся за луком и стрелами; однако в этот самый момент на середину освещенного догорающими погребальными кострами пространства вынеслась боевая колесница, запряжённая двойкой взмыленных коней.
Возница спрыгнул на землю, подбежал к Белгу и рухнул перед ним ниц. Его лицо перечеркнул свежий глубокий шрам, а на изодранной тунике расплывалось липкое багровое пятно.
— Вождь! Тординги... наш лагерь...
Белг резко повернулся к востоку. Там, где его дружина во время преследования отступающих к броду врагов оставила свой обоз, на фоне звёздного неба было хорошо различимо зарево большого пожара.
— Что?! Откуда они там взялись?
— Очевидно, обошли город вокруг и снова переправились через реку выше по течению, вождь! В то время как наши колесницы преследовали их арьергард, передовые отряды врага громили лагерь, оставленный без должной охраны! — разумно предположил Бат, озабоченно поглядывая в восточном направлении. У него самого в обозе оставалось две молодых жены, несколько рабов и кое-какое имущество, судьбой которого витязь был весьма обеспокоен.
— Неужто ты меня будешь учить воевать?!
— Вовсе нет. Я сказал только то, что не следовало оставлять обоз без прикрытия, — огрызнулся Бал.
— Так... А тординги всё ещё там? Гонец помотал головой.
— Их было сотни две. Они выскочили из прибрежных кустарников, как демоны, и вмиг перерезали всех часовых, — поведал он, — а затем принялись за остальных. Выставленные вокруг лагеря телеги загорелись сразу со всех сторон, в результате все мы оказались в огненном кольце. Видать, дело не обошлось без волшебства.
— Много ли воинов погибло?
— Думаю, не менее десятка. Иные даже не успели как следует проснуться и облачиться в доспехи — их прикончили в шатрах на собственных ложах.
— Многих ли женщин и рабов полонили тординги?
— Большинство разбежались по степи. Враги не брали пленных — спалили лагерь, немного пограбили и быстро отошли обратно к реке. Скорее всего преследовать их бессмысленно. Они давно уже возвратились в Ар, — заметил Бал, задумчиво почесав в затылке. — Да и опасно: в темноте на колесницах не повоюешь; а вот засаду организовать — легче лёгкого.
Голова племянника вождя, несмотря на его относительно молодые годы, была голой как колено. Ургиты частенько посмеивались над этим, прозрачно намекая на то, что отсутствие волос на голове более достойно жреца, нежели настоящего воина. В подобные минуты, когда Бал оказывался взволнован или размышлял над какой-либо проблемой, он машинально потирал ладонью свой розовый блестящий череп. Бал действительно временами погружался в раздумья — занятие, столь не свойственное его сородичам, — за него он и получил от друзей унизительное прозвище Умник.