Время красного дракона
Шрифт:
Директор завода подошел к фигуре доменщика:
— Что это такое, товарищи? У него не лицо, а рыло разбойника. Такой харей токмо японцев пужать... Неуважение к рабочему классу.
Жулешкова выпрямилась хищно, переглянулась с Олимповой. Попик перешепнулся о чем-то с Мартышкой-Лещинской. Татьяничева выронила из рук синий карандашик. Берман заполнил паузу:
— Спокойно, товарищи!
— Очень интересно! — тонко иронизировал Функ. Коробов продолжил тираду:
— А вот этот сталевар, посмотрите на него. Почему он обнажен по пояс? Стоит с мартеновской кочергой в руках без рубахи,
При этих словах побледнел и покачнулся полуобморочно заведующий вошебойкой имени Розы Люксембург — Шмель. Оскорбительный выпад директора завода против скульптуры он принял на свой счет. Коробов не заметил этого, подошел к центру композиции:
— Девочка вот маленькая за юбку мамы держится. Хорошая девочка. Но какое она имеет отношение к теме рабочего класса? А прототипная мама этой девочки сидит в тюрьме, о чем известно всему народу. И другие тут — враги народа, вредители...
Коробов замолчал, засопел. Начальник НКВД Придорогин встал рядом с ним:
— Да, товарищи! Только что, прямо на рабочих местах, арестованы как враги народа — сталевар Коровин, инструктор соцсоревнования Калмыков, гражданин Бродягин, именуемый Трубочистом, и многие другие. Прокурор Соронин присутствует здесь, может подтвердить.
В дверях мастерской появился сержант Калганов:
— Гражданка Коровина, прошу на выход.
Леночка стояла, не двигаясь, не понимая, что происходит, смотрела на свою преподавательницу института Жулешкову, будто ожидала от нее сочувствия и защиты. Жулешкова демонстративно отвернулась от Леночки, заговорила о чем-то с Лещинской. Разенков и Попик вывели Лену Коровину из мастерской, передав ее сержанту Калганову.
— Есть предложение продолжить обсуждение скульптур Мухиной, — сказал секретарь горкома партии. — Кто желает выступить?
Всплеснулась белая, музыкальная рука Жулешковой:
— Я скажу несколько слов. Концепция композиции ортодоксальна. Но обострите внимание на Трубочисте. Партина Ухватова обратила свой взгляд на буржуазность шляпы. Подход к искусству в данном случае упрощенный. Не в шляпе дело. Суть в женской голове, которую он держит на ладони. Это не голова, а декадентская бомба под социалистический реализм.
Татьяничева и доктор Функ пытались вступить в полемику, но секретарь горкома партии не дал им выступить:
— Поступило предложение прекратить прения и уничтожить гипсовую лепню немедленно, разбить кувалдами. Кто — за? Кто — против? Против два голоса.
Берман взял кувалду из рук подсобника Разенкова и шагнул к фигуре Трубочиста. Он помедлил чуточку, раздумывая — в какое место ударить. Низкорослый, толстенький, короткорукий — он бы не дотянулся до шляпы-цилиндра. Трубочист был высок, протягивал Берману ладонь с головой Веры. Функ подумал, что кувалда стукнет в первую очередь по девочке. Доктор быстро и проворно подскочил к приговоренной к разрушению гипсовой композиции, схватил ребенка, оторвав его от фанерного постамента.
— Пусть возьмет, — разрешительно махнул рукой Коробов.
Функ отошел, держа на руках гипсовую
— У горкомовской буфетчицы ведь нет никакой дочки. Она выдумана.
Секретарь горкома партии взмахнул кувалдой коротко, от своего лба, ударил по голове Веры. Коробов вышел из мастерской, бросив своим помощникам:
— Скульпторшу из гостиницы выгнать, она нам больше не нужна.
А в мастерской кричали, толкались. Многим хотелось ухватить кувалду, ударить по какой-нибудь скульптуре. Наиболее неистовыми разрушительницами оказались Партина Ухватова, Жулешкова, Лещинская. Они раскрошили гипсовую Фроську на мелкие куски, топтали ее ногами, не жалея туфли. Прокурор Соронин и Придорогин до таких страстей не опускались. Они переглядывались, наслаждаясь патриотическим буйством провинциальной интеллигенции.
Вера Игнатьевна Мухина сидела в это время в мастерской на низком березовом чурбаке с закрытыми глазами, обхватив голову руками. Дикая фантасмагория казалась ей каким-то ужасным сном, бесовством. Она ждала, когда Берман подойдет к ней и ударит кувалдой. Придорогин начал выпроваживать членов комиссии и посетителей:
— Прошу всех покинуть помещение. Останутся для составления протокола только Шмель, Разенков и Ухватова.
Когда лишние разошлись, в мастерской появился лейтенант Бурдин:
— Извините, Вера Игнатьевна, но мы должны произвести обыск. Вы не обижайтесь. Обыск — для формальности.
— Не дипломатничай, Бурдин! — поправил лейтенанта начальник милиции. — Скажи прямо: гражданка Мухина, к нам поступил сигнал, будто вы занимаетесь контрреволюцией, рисуя вождей нехорошими животными — крысами, кошками, собаками. Наш осведомитель мог што-то напутать, академий он не заканчивал. А мы на сигнал должны отреагировать, проверить.
— Да, да, пожалуйста, проверьте, — смотрела Мухина в одну точку.
— Ежли осведомитель соврал, я ему дам по морде при вас, — пообещал Придорогин.
— А к разгрому ваших скульптур мы не имеем никакого отношения, Вера Игнатьевна, — поклонился вежливо прокурор Соронин.
Обыска в сущности не было. Лейтенант госбезопасности пошарил небрежно по углам, затем подошел уверенно к стопе картонных листов, извлек из-под него фибровый чемоданчик. Придорогин не сводил глаз с удрученной скульпторши. Она вроде бы не изменила своего поведения.
— Чемодан ваш, гражданка Мухина?
— Да, разумеется, мой. Замка на нем нет, он открывается свободно.
Бурдин поставил чемоданчик на стол, поднял крышку, начал перебирать бумаги, эскизы, рисунки. На самом дне лежал ополовиненный лист ватмана с рисунком, который привел всех в оцепенение...
— Ленин котом нарисован! С хвостом, с когтями! — воскликнула в ужасе Партина Ухватова.
Придорогин выхватил из кобуры револьвер:
— Сволочь! Я тебя без суда и следствия расстреляю!
Начальник НКВД ткнул Мухину дулом в лоб и нажал на спусковой крючок. Выстрел прогремел в помещении — оглушительно. Но прокурор Соронин успел толкнуть руку Придорогина вверх. Вера Игнатьевна осталась живой. Но на выстрел она не среагировала, как бы и не слышала его, не заметила, все так же смотрела в одну далекую точку.