Время крови
Шрифт:
– Серый.
– Нам только волков не хватало сейчас, – проворчал Александр и посмотрел на Эсэ. – Ты сказал, что ты охотник. Не промахнёшься отсюда?
Эсэ выпустил брезент, который только что натягивал, и взял в руки свою винтовку. Волк стоял довольно далеко, поэтому охотник целился долго. Галкин с трудом различал очертания хищника, а Иван и вовсе не видел его, но всё-таки мелко дрожал. Но Эсэ не стал стрелять и опустил винтовку.
– Не попадёшь? – улыбнулся Галкин и поднял «винчестер». – Тогда я рискну.
Он долго
– Ты очень хорошо стреляешь, – с расстановкой произнёс Эсэ.
– Оставим его там, – сказал Александр. – Пусть лежит. Если заявятся его сородичи, им будет чем полакомиться. А теперь давайте ставить палатку. Пора чай пить и укладываться.
Когда ночлег был готов, Эсэ ненадолго исчез во тьме.
– Далеко ли ходил, Медведь? – спросил Иван, когда Эсэ забрался в палатку.
– Прощения просил у волка, – ответил тот и бросил к ногам Александра волчью шкуру. – Шкуру снял. Убийство должно иметь причину. Я сказал ему, что тебе нужна шкура.
***
После долгой дороги между белых холмов, утонувших в безмолвии, в поле их зрения попал редкий лес на высоком берегу ручья. Въехав вверх по склону, они увидели остов конусного жилища – около полутора десятка жердей, поставленных по кругу и связанных друг с другом наверху. С жердей были сняты оленьи шкуры, и теперь голый каркас выглядел печально.
– Тонги, – сказал Галкин.
Всё пространство вокруг было так сильно вытоптано, что путники с трудом отыскали тропинку, ведущую от этого покинутого становища к новому. Углядев следы, Эсэ позвал Галкина.
– Сюда, в эту сторону надо.
Они проехали ещё с километр, и Эсэ вытянул руку вперёд. Его спутники заметили тонкую струйку синеватого дыма над деревцами.
– Чум? – спросил Иван с надеждой; он изрядно утомился в пути. – Это их чум? Оттуда дым?
Галкин молча кивнул.
Через несколько минут они выкатили в небольшую низину и увидели перед собой одинокое жилище, из дымохода которого лениво поднималась струйка.
– Наконец-то! Добрались! – воскликнул Иван и закашлял от проникшего в лёгкие мороза.
Подкатив к чуму, путники остановились. Никто не вышел им навстречу.
– Да тут никого нет. Что за странные дела? – удивился Галкин, заглянув внутрь. – Кэлинг манна! Идите сюда! Куда вы попрятались?
– Саша, может, это чужие Тонги? Не опасно ли нам тут оставаться? – забеспокоился Иван и посмотрел на Эсэ. Тот молча стоял возле входа в чум, держа винтовку на плече, и переводил глаза с дерева на дерево. Ничего подозрительного он не замечал.
– Наши это, наши, – проговорил успокоительно Александр. – Вон сухари с нашего склада.
Иван шагнул в чум. Пол жилища был очищен от снега и устлан ветвями лиственницы и сосны. Повсюду лежали оленьи шкуры, служившие тюфяками и подушками.
– Видишь, Алёнка шила что-то, – сказал Галкин. – Надо думать, что Тонги недавно были здесь. Но почему ушли? Эсэ, ты ничего подозрительного не заметил?
Якут молча мотнул головой.
– Ладно, входите сюда, – распорядился Александр, – садитесь чай пить. Я буду за хозяина.
Когда чайник уже вскипел и чай был заварен, Галкин достал из чехла на поясе флягу и отвинтил крышку.
– Предлагаю глотнуть коньяку для обогрева.
– Я не против и даже с преогромным удовольствием! – Иван даже захлопал в ладони. – Откуда же у тебя коньяк, Саша? Я думал, ты запретил спиртное.
– Есть вещи, о которых не стоит распространяться при рабочих. Коньяк у меня и Белоусова только для дороги. Как говорится, на всякий случай. Тебе сейчас глоток не помешает.
– Я согласен.
– Эсэ, ты будешь коньяк? – Галкин протянул ему флягу.
Якут отрицательно покачал головой и презрительно дёрнул татуированным подбородком.
– Я буду чай. Я не пью водку. И не позволяю никому из моих родных потреблять её.
– Это не водка, дружище, это очень вкусный напиток, – причмокнул Иван.
– Всё равно. От этого делается плохая голова. Вам нужно, мне – нет.
Галкин отхлебнул сам и спрятал флягу. Время подходило к полудню, когда послышались голоса и звуки бубенцов. Через несколько минут всё вокруг ожило, зашумело. Стадо оленей, похрапывая, звеня колокольцами, стуча ногами и разгребая копытами снег, рассыпалось вокруг чума. Галкин вышел из чума и окликнул погонщика:
– Здорово, Аким!
– О, начальник, – Тунгус широко улыбнулся и шагнул навстречу, – наша давно жди начальник.
– Вот видишь, мы приехали, а у вас тут никого.
– Зачем никого? Я есть. Алёнка есть. Олени есть.
– Что у вас тут нового?
– Нового нет, всё старое есть. Новое есть, когда весна приходи, – серьёзно ответил Аким.
– Ничего не произошло?
– Собака маленький сдох, – вспомнил Тунгус и пояснил: – Рыбий кость в горло попадай.
– И всё? А что ж вы чум без присмотра оставляете? – вступил Иван в разговор. – А если кто чужой заявится?
– Откуда чужой? – удивился Аким. – Чужой нет никого. Я знай, что вы приближайся.
– Как же ты мог знать? – удивился Иван.
Оказалось, что Алёна, заслышав приближение саней, испугалась и скрылась в лесу. Мужа её не было, он ушёл с партией Белоусова на Амгу, и она после нападения на неё Ефима на зимовье стала очень опасаться русских. Уверенно она чувствовала себя только возле Бориса Белоусова. Незаметно от мужа она даже оказывала казаку знаки внимания. Увидев, что к чуму прикатили двое русских с проводником, она поспешила к Акиму с известием.