Время легенд (сборник)
Шрифт:
— Должно быть, Кроуфорда снова переписали. — Подняв голову, Джейми увидела стоявшую в дверях Холли Кристофер со знакомыми розовыми лентами телефонограмм в руке. Холли увидела спальный мешок в углу кабинета.
— Снова разобьете лагерь ночью?
— В понедельник мой дом здесь, — усмехнулась Джейми. — Я уже привыкла.
— Все было бы куда проще, будь у нас здесь компьютеры, — убежденно заявила Холли. — Нет, я определенно скажу об этом Хильеру, ведь в понедельник с ума можно сойти.
— Только будь осторожнее, — с улыбкой предупредила Джейми. — Последний, кто решился на это,
— Я серьезно! — возразила Холли.
— Я тоже, — наставительно продолжала Джейми. — Если тебе пришло в голову добиться аудиенции у Хильера, помни — за это придется платить. А если нечем — лучше и не надейся договориться с ним. На него работает один паренек по имени Вито. Едва ты заикнешься Хильеру о чем-нибудь таком, Вито нанесет тебе визит и прикрутит тебя за коленки к полу — болтами, которыми скрепляют рельсы.
Холли засмеялась:
— Ты его расписываешь, словно он людоед!
— Рядом с этим человеком людоед покажется матерью Терезой, — мрачно заметила Джейми.
— Ну… может, мне пойти заказать пиццу?
— Без всяких «может», — кивнула Джейми.
— Как и обычно?
— Не будем экспериментировать.
— Ладно, — Холли направилась к двери.
— И скажи им, чтобы не скупились на приправу! — крикнула ей вдогонку Джейми.
После ухода Холли Джейми взглянула на телефонограммы. Одна была от вашингтонского приятеля, Джейми решила перезвонить ему попозже. Другая — от Элис Харкорт.
Джейми гневно скомкала бумагу и точным движением отправила ее в корзину для бумаг.
Ресторан «Русская чайная» на западной Пятьдесят седьмой улице славился скорее своим великолепным убранством, чем кухней. Роскошная живопись на стенах, сияющие самовары и люстры, между которыми протянулись гирлянды мишуры и елочных шаров, и впрямь ошеломляли, хотя во время ленча посетителям было не до замечательного дизайна. В ресторане, вечно набитом всякими «шишками» из газетного мира и шоу-бизнеса, было лишь одно тихое местечко наверху, где можно было спокойно перекусить, — завсегдатаи называли его «Сибирью».
— У меня только час, — сразу объявила Джейми, на десять минут опоздав к ленчу, на который ее пригласила Андреа Марлер. — Мне нужно сдать интервью из французского посольства, — объяснила она извиняющимся тоном.
Андреа улыбалась.
— Знаешь, ты совсем не изменилась со времен «Браер Ридж», — сказала она. — Ты все делаешь на бегу, никогда не постоишь на месте.
— Ну, ты-то, положим, изменилась, и очень заметно, — ответила Джейми. В свои двадцать семь лет — как и в предыдущие шесть лет — Андреа оставалась самой знаменитой фотомоделью. Высокая — хотя и ниже Джейми — Андреа была ослепительной блондинкой с тонкой кожей, громадными глазами цвета морской волны и пышными, вьющимися волосами. — В «Браер Ридж» ты была гадким утенком с косичками, как крысиные хвосты.
— Но папочкины деньги помогли сотворить лебедя из толстой уродливой утки, — с улыбкой докончила Андреа. У обеих в памяти мелькнуло воспоминание об искреннем негодовании, которое вызвало у классных наставниц превращение пухленькой девочки в красотку с пышными формами. — Джейми, видишь ли какое дело…
Джейми расплылась в улыбке.
— А, биржевой маклер — и как его зовут? — И она помахала официанту.
— Ты прямо как мой отец! — накинулась на нее Андреа. — А зовут его, если ты не постыдилась забыть его имя, Том. Том О’Хэллорэн. — Она подождала, пока Джейми закажет аперитив.
Когда официант отошел, Джейми придвинулась к Андреа:
— Ну, и когда произойдет это событие?
— Четырнадцатого июля — в нашем имении в Саутгэмптоне. Раньше Том никак не может взять отпуска, чтобы мы могли провести настоящий медовый месяц, — объяснила Андреа. — Мы поедем во Францию, потом в Англию.
— А что подарить тебе на свадьбу? — И Джейми со злой усмешкой начала перечислять: — Тостер? Миксер? Имя лучшего адвоката?
— Мне нужна ты.
Брови Джейми поползли вверх от изумления.
— Я хочу, чтобы ты у меня была свидетельницей, — сказала Андреа, когда официант вернулся с заказом.
— Согласна, — без колебаний ответила Джейми, — с одним условием.
Андреа посмотрела на нее подозрительно:
— Каким?
— Что мне не придется надевать розовое платье! Терпеть не могу этот дурацкий розовый цвет!
— Ничего розового! — Андреа энергично затрясла головой.
— В таком случае, согласна, — приняла предложение Джейми. — А теперь, раз уж мы покончили с делом, давай закажем что-нибудь? Умираю от голода — а здесь такие телячьи отбивные и земляничный десерт а-ля Романофф, после которых и умереть не жалко…
Ноги Джейми поочередно касались земли, отбивая мерный ритм. Промозглым апрельским вечером она обегала по своему обычному маршруту дорожки Центрального парка — в спортивном шерстяном костюме с начесом, с плотной повязкой вокруг головы, в кроссовках «Найк». Щеки у нее заледенели, изо рта вырывался пар, но она продолжала бегать, невзирая на секущий ветер. Каждый вечер, кроме понедельников, она бегала в любую погоду круглый год. Еще в Принстоне она заметила, как здорово бег влияет и на ее физическую форму, и на умственные способности. Она бегала каждый день до изнеможения, но чувствовала себя здоровой и бодрой. Так она расслаблялась. Отец не раз говорил ей когда-то, что ее энергии хватило бы на десятерых, и он был прав. В детстве она находилась в непрестанном движении, а вот терпения у нее не хватало, она так и не освоила йогу, она была совершенно не способна долго концентрировать внимание на чем-либо одном, не могла заниматься медитацией. Да и ходить каждый день в спортзал казалось ей утомительным. Но когда она бегала, она чувствовала невероятный подъем и одновременно полное равновесие духа.
Постепенно переходя на ходьбу, она направилась к выходу на Семьдесят вторую улицу. Минуя Дакоту, она вспомнила ночь, когда ей пришлось делать репортаж об убийстве Джона Леннона. Это был один из самых знаменитых ее репортажей, после которого к ней пришло настоящее признание. Она даже поежилась от жутковатых воспоминаний: в первый раз столкнулась она тогда с убийством, юная фотожурналистка, никому еще не известная… И тут же подумала об отце, о том, что могло с ним произойти, умер он или жив.