Время лживой луны
Шрифт:
Почуяв неладное, Спиногрыз недовольно заворчал.
Глава 8
Поселок, а скорее, все же деревенька небольшая, состоял из полутора десятков домов, разбросанных как попало среди кустов и деревьев, таких же корявых и нескладных, как и повсюду. Дома были как старые, вросшие в землю по самые окна, выглядывающие из-под съехавших крыш, будто дикие звери из нор – глаза желтые, злющие, – так и новые, крепкие избы-пятистенки с кирпичными печными трубами, высокими крылечками и резными наличниками на окнах. И едва ли не в каждом окне горел свет.
– В окнах, между
– Вижу, – Макарычев поправил рукой переноску, в которой сидел кот, чтобы не била сзади по бедрам.
– Откуда стекла?
– Оттуда же, откуда и электрогенераторы. Бравый вертолетчик Валерка в обмен на галлюциногенные грибочки привозит.
– Кстати, надо бы взглянуть на эти грибы, – заметил Петрович.
Возле каждого дома, как и полагается, сарай для скотины и огородец небольшой. Ерохин сразу, как сельский житель, обратил внимание на то, что грядки грамотно приподняты, чтобы растения не гнили, и обнесены деревянными опалубками, чтобы грунт не расплывался.
В центре деревни стояла рубленая церковь с высокой, метров восемь вверх, колокольней и большим деревянным крестом на самом верху.
– А ведь не слышали мы колокольного звона, – посмотрел на провожатого Макарычев. – Точно, не слышали.
– Ну, нет колоколов-то, – как бы извиняясь, развел руками Антип. – Откуда их взять-то?
– А как же вертолетчик ваш Валерка?
– Не, он колокол достать не может. Спрашивали уже.
– Зачем же тогда колокольня, если колоколов нет?
– Как это зачем? Полагается!.. А вот и мой домишко.
Антип подвел гостей к стоящему на отшибе дому под крышей из дранки, крыльцом в девять ступенек и прилепившимся сбоку скотным двором. Хозяин распахнул дверь, и на бойцов пахнуло домашним теплом, запахом свежего хлеба, жареной картошки с луком и то ли не добродившего кваса, то ли чуть подкисшего молока. Прямо в прихожей под потолком висела энергосберегающая электрическая лампочка. И не просто на голом шнуре, а с красивым стеклянным плафоном, матовым, с нарисованными бабочками и похожими на колибри птичками. Дверь в комнату была обита черным дерматином с утеплителем – чтобы холод зимой не забирался. Из-за двери доносились звуки музыки. И было это вовсе не церковное песнопение и даже не Кобзон, а какой-то разухабистый новомодный шлягер-пятиминутка, что в столице можно услышать из приоткрытого окошка едва ли не каждого проезжающего автомобиля. Что-то про разбитое сердце, голубые глазки и круглые попки.
Макарычев с Синеглазом удивленно переглянулись. Как-то не вязалась вся эта обстановка с образом религиозного фанатика, всю свою жизнь прожившего на болоте среди двух десятков таких же капитально отставших от цивилизации родственничков. Что и говорить, странны дела твои, Господи. И более того – чудны и непонятны.
Переломив двустволку и вытащив из стволов патроны, Антип повесил ружье на крючок и приоткрыл дверь в комнату.
– Ну, жена! Принимай гостей! – обернувшись, мужичок рукой сделал знак бойцам. – Заходите, служивые! Не стесняйтесь! Рассаживайтесь! А я ща вернусь. У тебя какой размер? – глянул он на Игоряшу.
– Сорок второй, – ответил тот.
Антип подмигнул Игоряше и юркнул за дверь, ведущую на скотный двор.
Петрович снял с крючка хозяйское ружье, внимательно осмотрел его и тихонько свистнул. Ижевская
Из всего взвода только Ерохин, приличия ради, войдя в комнату, решил перекреститься на старую почерневшую икону с лампадкой в красном углу. Да и то положил крест слева направо.
Примерно полкомнаты занимала большая русская печь, вдоль которой тянулась узкая скамья. За печкой, отделенная ситцевой занавеской, располагалась небольшая кухонька. Справа от двери в стенку, оклеенную голубенькими обоями с васильками, были вбиты гвозди, чтобы одежду вешать. В углу под иконой стоял большой обеденный стол, застеленный потертой на углах клеенкой. Посреди стола – импортный бумбокс с вытянутой антенной, захлебывающийся истошной попсятиной. Рядом со столом – холодильник. Сверху на холодильнике – тостер. Освещала комнату старинная пятирожковая люстра с деревянными украшениями и пузатенькими бледно-желтыми плафонами.
– Да-а-а… – только и смог произнести, взглянув на все это, ефрейтор Стецук.
У остальных так и вовсе слов не было.
Стецук же окончательно языка лишился, когда увидел вышедшую из-за занавесочки с цветочками жену Антипову. Если тостеру с бумбоксом в этом доме было не место, то уж этой девице – и подавно. Высокая, стройная, большеглазая красотка с пышными формами и рассыпающимися по плечам темно-каштановыми волосами выглядела так, будто сошла с обложки одного из глянцевых гламурных журналов. Одета она была тоже соответствующе – узкие, вытертые бледно-голубые джинсы с художественными дырами на бедрах – интересно, как она умудрилась в них влезть? – и обтягивающая розовая маечка со стразами и глубоким вырезом, декорированным под случайный разрыв.
– Здравствуйте, мальчики, – сверкнула голливудской улыбкой хозяйка. – Меня зовут Анжелика.
– А меня, – поборов приступ слабости, первым решил представиться Стецук, – ефрейтор Стецук!
– Какое милое имя! – еще шире улыбнулась Анжелика.
Хотя, казалось бы, куда уж боле!
Запертый в переноске Спиногрыз недовольно заворочался, заскреб когтями. Дабы не провоцировать конфликт, о возможности которого предупреждал Антип, Макарычев поставил переноску с котом в угол и прикрыл ее парой рюкзаков. Корм и вода в переноске имелись – пересидит пару часов. А более того задерживаться в этом странном – куда там, странном, сумасшедшем! – доме сержант не намеревался.
– Да вы проходите! Присаживайтесь! – гостеприимным жестом указала на расставленные вкруг стола табуретки и стулья Анжелика. – У меня как раз и ужин готов!
– Поздновато для ужина, – заметил, присаживаясь на краешек стула, Портной.
– Так у меня муж всегда за полночь домой возвращается. Я до его прихода ужин в печи держу, чтобы не остывал.
Макарычев незаметно посмотрел на автоматы, оставленные в углу, там же, где и рюкзаки. Зря они их так бросили. Расслабились. Случись что, разве только он сам да Портной, сидящий напротив, с другого края стола, успеют автоматы схватить. А если противник с оружием в дверь войдет, так и вовсе хана. Макарычев как бы невзначай положил руку на кобуру с пистолетом и, тихонько шевельнув пальцем, расстегнул ее.