Время муссонов. Часть 2
Шрифт:
– Давай крупнее. Ещё, – справа от монитора сидел мужчина, бросая обрывистые команды, словно лаял сторожевой пёс.
На экране лицо увеличивалось до тех пор, пока не остались видны одни глаза. Сетка покрыла зрачок, словно невод косяк рыбы. По радужной оболочке глаза был нанесён пунктир. Разделившая на две части полоса, отразила глаза за пять секунд до встречи, и в момент встречи с неким лицом, оставшимся за кадром. В правом нижнем углу метрономом отсчитывалось время. Слова, которые он произносил, были записаны на бумагу проградуированной временной шкалой.
–
– Он поздоровался. Говорят по-английски. Произношение чёткое. Видно по губам. Я удивился, если бы он остался спокоен, – мужчина справа достал сигареты, и закурил одну из них, глубоко затягиваясь дымом.
– Вот… сейчас… его взгляд фокусируется на… Нет…
– Что нет?
– Он не узнал его. Лишь эффект ожидания.
– Что это значит?
– Он боится человека, на которого смотрит.
– Боится? – недоверчиво спрашивает мужчина. – Такое возможно?
– Возможно всё.
Мужчина, задумался, пристально уставившись на синий монитор. Почесал ухо, словно этим жестом пытался вызвать духов памяти. В уме воссоздавая эту встречу, он пытался понять поступки человека на мониторе, представляя, как тот вошёл в комнату, что думал и что чувствовал. Перед глазами он видел мужчину лет шестидесяти пяти. Невысокий. Знакомое лицо. Шесть камер слежения, скрытые в штукатурке, внимательно следили за ним, фиксируя каждый жест.
Они вернулись посреди ночи и сразу взялись за работу, которую требовалось сделать как можно скорее. В спешке не обратили внимания на стоявшую чуть далее старую «Мицубиси» чёрного цвета с потушенными фарами, сливавшуюся с окружающим ландшафтом.
Сейчас их мысли были заняты другими делами, результатом которых мог стать смертельный приговор для них, именно поэтому они не могли себе позволить сделать ошибку.
– Кажется, человек на мониторе не подозревает, что за ним наблюдают. Это не похоже на Алферова, тот всегда настороже. Странно, – произносит мужчина. Но, не получив ответа, продолжает. – Думаешь, он?
– Не знаю. Необходимо проверить ещё раз. Некоторые люди обладают замедленной реакцией на меняющуюся обстановку. Таким необходимо время, чтобы осознать факт трансформации. Это связано с их особой структурой нервной системы. Таких людей называют меланхоликами. Кстати, он не вернулся?
– Нет. Думаешь, он относится к этому типу?
– Нет, но мне надо ещё раз все проверить.
– Хорошо. Давай начнём все с начала.
Пробежав пальцами по клавиатуре, оператор вывела время к началу отсчёта. На мониторе вновь стала видна открывающаяся дверь, в которую входит Алферов. На его лице видны флюиды эмоционального возбуждения. Это непривычно видеть. Казалось, от напряжения его нервы могут порваться. Цвета спектограммы определяющие эмоциональное состояние показали покраснение кожи, его рот полуоткрыт, так, словно ему не позволили сказать то, что он хотел, лишь
– Стоп!
– Что такое, – спросил мужчина, сидящий справа у монитора.
– Его левая рука. Она лежит ладонью на кармане. Что в нем? – женщина за клавиатурой навела на объект перекрестье мышки.
– Не знаю… А вообще-то… Его встретили радушно, зная, кто он.
– Он думает о том, что лежит в кармане. Это непроизвольный жест. Или боится потерять то, что в нем находится. Мобильный?
– Других идей нет? – хмыкнул Ванин.
Оператор ПК повернула голову и посмотрела на соседа, словно силилась понять, шутит тот или говорит серьёзно.
– Непроизвольный жест, говорящий, что Алферов больше думает о том, что находится у него в кармане, а не о дочери, которую он сейчас предаст, что позволяет сделать вывод о его возможной неискренности, это как минимум. Он словно проверяет, на месте ли то, что у него в кармане. Так что это может быть?
– Не знаю.
– Деньги?
– Чушь. Может блокатор «полиграфа»? – прерывает размышления оператора ПК мужчина, стоявший за её спиной.
– С этим материалом мы не добьёмся результата, – разочарованный вздох.
– И что делать? – Волкова поворачивается на кресле лицом к Ванину, стоящему посередине комнаты с задумчивым лицом.
Что-то тонкое проносилось между извилин его мозга, но ухватить это он пока не в состоянии, словно мысль эта настолько тонка, безумна по сути и неуловима для посторонних, что Алексея Ванина от этих размышлений передёрнуло так, словно он коснулся оголённых проводов.
– А что он делает сейчас?
– Что-то передал, вынув из другого кармана. И это… флешка. В кармане у него была флешка.
– Флешка? Из кармана, на которой лежала рука?
– Нет, из другого, – Волкова внимательно смотрела на монитор, пытаясь что-то рассмотреть, – ты заметил? – спросила она, погруженная в картинку на экране, отраженную в её глазах.
– Что?
– Родинка. У него родимое пятно на шее. Видишь, ближе к правой челюсти. Как ниспадающая капля.
– У него, и ты об этом знаешь, родинки быть не может. Следовательно этот человек на мониторе – не он.
– Сейчас, – она быстро пробежалась по клавиатуре, выбивая барабанную дробь, напоминающую по звуку автоматную очередь. Тишина упала, неизвестно откуда, заморозив дыхание обоих. – Но этого не может быть.
Секунды как метроном стучат, отбивая мгновения.
– Что не может быть?
Дождь за окном вновь забарабанил как Эрик Кэрр – барабанщик группы Кисс.
– Потому что у тебя плохая память, – мужчина, словно что-то вспомнил, и мысли эти шли вразрез всему тому, что сейчас происходило на мониторе, затем он быстро набрал номер мобильного телефона и написал эс-эм-эс, – это не он. НЕ ОН!
В этот момент в дверь постучали, и практически мгновенно в комнате оказался один из братьев Кависаки – Шишихара. Старик был возбуждён, хотя и пытался держать себя в руках. Как всегда, он был одет в национальный костюм серого цвета. В том самом, в котором встретил их утром.