Время нашего страха
Шрифт:
Дронго понимающе кивнул. Обратно они возвращались молча. Каждый думал о своём. У дома Дронго она мягко притормозила
– Спасибо, – сказала она на прощание, протягивая руку, – и за то, что выслушали, и за то, что молчали.
– До свидания. – Дронго пожал ей руку и вышел из салона автомобиля.
Уже дома, принимая горячий душ, он вспомнил её слова о сыне. Как много скрытых «скелетов» у каждого из нас, в который раз подумал Дронго. Было грустно и пусто. Он физически чувствовал приближение надвигающейся катастрофы, и это его волновало. Он вспоминал перипетии этого длинного дня, пытаясь зацепить факт, который казался ему важным. И вдруг
Эти мысли не давали ему покоя, когда он отправился спать. А на следующий день произошли события, которые стали потрясением для всех участников этого запутанного дела.
Глава седьмая
Утром он вызвал машину, чтобы отправиться в туберкулезный санаторий, где погиб Байрам Низамов. Санаторий находился довольно далеко от центра города, в ста тридцати километрах, и ехали туда около двух часов. Когда наконец они добрались до санатория, было уже около часа дня. У въезда в санаторий они остановились. Высокая ограда вокруг санатория и тяжелые металлические ворота. Дронго задумчиво смотрел на ворота, пока водитель беседовал со сторожем, объясняя, зачем они приехали. Сторож отказывался их пропустить на территорию санатория, пока не получит указание руководства.
В это неурочное время главного врача не было, а его заместитель ушел на обед. Дронго не стал настаивать. Можно было подождать. Ждать пришлось минут тридцать или сорок. Наконец появился заместитель главного врача. Он был среднего роста, плотный, коренастый, с короткими мощными руками и узкими глазами азиата. Часто моргая, он пригласил гостя в свой кабинет. Они прошли через калитку рядом с воротами. Дронго обратил внимание на камеру, стоявшую над воротами. Здание административного корпуса было метрах в пятидесяти от ворот. Они вошли в здание, прошли по коридору. На дверях кабинета заместителя главного врача Дронго прочел табличку с именем хозяина: «Мухтар Ибадович Куркутов».
– Вы приехали из Москвы? – поинтересовался Куркутов, усаживаясь за свой большой стол, на котором не было ни одного листа бумаги. Было полное ощущение, что хозяин появляется в своём кабинете очень редко.
– Я представитель одного из свидетелей, – пояснил Дронго, протягивая свои документы, – его адвокат.
Куркутов, почти не читая, вернул их гостю.
– Я думал, вы опять из прокуратуры или из милиции, – улыбнулся он. – У нас здесь столько разных гостей побывало. А больше никого не бывает. У нас санаторий такого профиля, что сюда посторонние люди стараются даже не заезжать. Боятся заразиться. Хотя я работаю здесь уже двадцать пять лет и не заболел.
– Людей можно понять, – спокойно заметил Дронго.
– Конечно, можно, – согласился Куркутов. – Если бы не это убийство, у нас вообще был образцовый санаторий.
– Вы хорошо знали убитого?
– Он у нас работал два года, нет, даже больше. Хороший был работник, дисциплинированный, аккуратный. Мы его уважали… – заученными фразами начал Куркутов.
– Ваши сторожа работают круглосуточно или сменяясь каждые двеннадцать часов?
– Сутки работают, а двое дома. У нас обычно работают старики-пенсионеры, мы даже не хотели
– Что же в этом хорошего? – печально спросил Дронго. – Кандидат наук и преподаватель института вынужден работать сторожем в туберкулезном санатории. Хотя, когда, вы сказали, это было? Восемь лет назад. Я даже могу вам точно сказать, что это случилось сразу после августа девяносто восьмого. Верно?
– Кажется, да, он устроился на работу в сентябре. А как вы угадали?
– Я не угадывал. Тогда было сложное время.
– Поэтому мы никому и не отказываем. У нас по штату положено иметь двух сторожей каждые сутки, но найти столько нормальных мужчин очень трудно. Кто-то прогуливает, кто-то уходит в запой, и нам приходится его увольнять. Поэтому мы решели брать трех сторожей и доплачивать им полштата. Так удобнее. И люди у нас солидные, почти не пьющие.
– Низамов пил?
– Никогда его пьяным не видел. Иногда, наверно, пил, но очень умеренно.
– А в тот день, когда его убили?
– Тоже не пил. Во всяком случае я не видел.
– К нему кто-то пришел?
– Видимо, да. Но мы никого не видели. Сторожа ночуют в своих помещениях, и это убийство произошло ночью. У нас весь санаторий утром на ушах стоял, все чуть с ума не сошли.
– А к Низамову часто ходили чужие?
– Никогда не ходили. Я во всяком случае никого не видел. У нас не такое место, чтобы сюда ходить на экскурсию. И чужие здесь не бывают.
– Вы можете показать мне, где произошло убийство?
– Пойдемте, – сразу согласился Куркутов, легко поднимаясь из-за стола.
Они вышли из здания. Мимо проходила пожилая санитарка. Она немного хромала.
– Тетя Маня, пройдите и посмотрите третий корпус, – крикнул ей Куркутов. – Там никто не убирал сегодня с утра.
– Убирали, – возразила санитарка. – Там утром Зина работала.
– Не убирали, – разозлился Куркутов. – Я сам проверял. Скажите им, чтобы убрали.
– Они убирали, – снова упрямо возразила тетя Маня.
Куркутов махнул рукой и пошел дальше. У входа в санаторий находилась небольшая сторожка. Они подошли ближе, из сторожки вышел высокий мужчина лет шестидесяти пяти. У него были седые кустистые брови, резкие, грубые черты лица, тяжелый подбородок и почти не тронутая сединой шустая шевелюра.
– Добрый день, Мухтар Ибадович, – поздоровался он, протягивая руку.
– Здравствуйте, Всеволод Константинович. – Куркутов пожал руку вышедшему и представил его своему спутнику: – Это руководитель их бригады. Начальник нашей хозяйственной части. А это наш гость из Москвы. Опять по делу Низамова.
– Понимаю. – У завхоза была военная выправка, и он был одет в старые армейские брюки и защитного цвета рубашку. – Чем могу быть полезен?
– Вы вышли из комнаты, когда увидели, как мы к вам подходим? – уточнил Дронго.
– Да, конечно. У нас из окон хороший обзор. И в сторону дороги, и в сторону санатория, – махнул рукой Всеволод Константинович. – Но над воротами ещё установлена камера.
– Значит, вы можете увидеть любого, кто к вам подходит, и с любой стороны. А если ночью?